Нагой человек без поклажи | страница 14
– Нра-а-авится, – протянул Берл и отхлебнул еще пива. – Это хорошо, Грачонок, это очень хорошо. Чего ты тогда такой смурной ходишь?
Я недовольно засопел. Привыкнуть к тому, что Берл называл меня Грачонком у меня никак не получалось. Не могу сказать, что мне не нравилось, но я этого по крайней мере не понимал. Кроме того, отвечать на его странные – на мой вкус, слишком личные – вопросы мне не хотелось, и я просто пожал плечами. Я осознал, что, должно быть, выгляжу очень по-детски обиженно, когда Берл насмешливо фыркнул. Уступать, однако, мне не хотелось, и потому вместо ответа, я хмуро спросил:
– Почему ты зовешь меня Грачонком?
– Потому что до Грача ты еще не дорос, – вот так. Вот так просто он давал ответы, провоцируя лишь больше вопросов.
– Но почему Грач? У меня имя вообще-то…
– Мне не особенно интересно, как тебя зовут, Грачонок, – терпеливо прервал меня Берл. В его словах, даже скорее, в интонациях или в выражении лица, с которым он со мной разговаривал, проскальзывали легкое снисхождение и почти отеческое терпение. Эта игра во взрослого и умного начинала меня раздражать, и пускай его возраст определить даже более или менее примерно мне не удавалось, он явно не выглядел вдвое старше меня. Пока я раздраженно размышлял о том, как бы поострее да покольче ответить Берлу, он успел потереть друг о друга ладони и размять пальцы, хрустнув при этом суставами. Закончив свои манипуляции, он снова посмотрел на меня и сказал: – Весна уже скоро. А грачи завсегда перед весной прилетают. Вот и повезло тебе стать Грачонком.
Некоторое время Берл сидел молча, потягивал свое пиво, и бросал мрачные взгляды на сумрачную темень за окном. В ресторанчике людей было немного. В полярную ночь, как я позже выяснил, туристов здесь почти не бывает, а пришедших расслабиться постоянных обитателей Баренцбурга я уже успел снабдить выпивкой, и теперь они сидели за столиками, сгрудившись в небольшие группки, и негромко переговаривались, создавая тихий фоновый аккомпанемент из человеческих голосов.
На острове многое (признаем честно – почти все) пусть неуловимо, но все же отличалось от устоявшегося порядка вещей на материке. Была одна вещь, которую я заметил пусть не сразу, но которая в определенный момент резко бросилась мне в глаза. Мне казалось странным, как люди на острове предпочитают сбиваться в группки. За обедом в столовой, за вечерней кружкой пива, в комнате в общежитии, на улице. Все чаще я видел тех, кто ходил по двое или по трое, все держались ближе друг к другу. Но не Берл.