— Я тебе уже говорил, что мне нянька не нужна, — скупо отвечает парень, не глядя в мою сторону. — Если тебе будет спокойнее, что она со мной полетит, пусть будет так, но не требуй, чтобы я с ней любезничал. Оно мне не надо.
Так и не обернувшись, проходит вперед, к трапу, оставляя меня и отца стоять и наблюдать за его удаляющейся спиной.
— Вот поганец! — рычит Степан Геннадьевич. — Зря я тебя послушал, Майя. Мой сын вырос неблагодарным и вздорным пацаном, за которого мне стыдно. Надо было оставить его здесь, в столице, под боком.
Я сглатываю застрявшую в горле обиду.
«Да! Правильно! — вопит она во мне. — Скажи, чтобы он так и сделал! Ты же знаешь, что он любую твою прихоть исполнит!»
Но я тут же себя обрываю. Кто я для Максима? И кто он для меня? Так, нечаянно встретившийся в лифте парень, который на четыре года младше меня. Он мне ничего не сделал плохого, как и я ему.
Во мне слишком развито чувство справедливости. И если я поступлю сейчас как обиженный ребенок, то потом себе этого никогда не прощу.
— Мне кажется, он сильно волнуется, Степан Геннадьевич, — натянуто улыбаясь, говорю мужчине. — Все обойдется.
Босс смотрит на меня с обожанием, совсем не скрывая его во взгляде. Потом неожиданно берет мою руку в свою и целует прямо в сердцевинку ладони. Меня вмиг опаляет жар. И он не только от того, что мужчина коснулся сухими горячими губами моей кожи, но и от того, что в этот самый миг Максим повернулся и увидел всю эту картину. Его лицо в тот же миг исказила гримаса отвращения.
— Ты необыкновенная, девочка моя, — шепчет босс, отпуская меня.
Я сгораю от стыда.
— Зачем вы так, Степан Геннадьевич?! — растерянно вытираю ладонь о штанину.
Мужчина секунду смотрит на меня, а потом неожиданно громко начинает смеяться.
— Проходим на посадку, — слышу голос администратора, которая странно посматривает на нас.
— Все, беги, куколка. Обещай звонить мне, если вдруг что пойдет не так, — напутствует мужчина, а я кидаю на него строгий взгляд, отвечаю скупо:
— Степан Геннадьевич, не перегибайте палку.
Подхватываю сумку с пола и широким шагом иду за Максимом.
В салоне самолета суетятся пассажиры, рассаживаясь по своим местам. Им помогают стюардессы. Я устремляюсь в конец салона и быстро нахожу свое место — оно должно быть рядом с окном — но… оно занято.
Максим сидит, отвернувшись к окну, и по его сдвинутым к переносице бровям и напряженным скулам можно сделать вывод: парень очень зол. У меня холодеют конечности. И стыд клокочет в груди. Мне на самом деле очень жаль и немного не по себе от того, что парню пришлось наблюдать ту картину с его отцом, но все, что произошло — то произошло, и ничего не вернуть.
