Эликсир бодрости | страница 22



Ровно через год приходит ко мне Редькин и говорит:

— Павел Иванович, пришел к вам просить прощения. Раньше прийти духу не хватало. Стеснялся. А сейчас совесть замучила.

— А что стесняться, говори. Ты у меня просто молодец. Работу в отделе поставил что надо: повысил требовательность, поднял дисциплину.

— Да я не о работе, — смутился Редькин. — Помните тот звонок перед моим назначением? Так это я звонил.

— То есть как ты? — опешил я.

— Это же было первого апреля, — залился краской Редькин. — Мы с Таней из нашего отдела просто решили пошутить. В общем, это была первоапрельская шутка.

Я с недоумением минуты две рассматривал покрасневшего от смущения Редькина и… рассмеялся.

— Молодец, — говорю, — что позвонил. Ускорил, так сказать, события. А то я, с моей нерешительностью, сколько бы времени еще мучился. В общем, молодец. Только скажи мне, как это ты ухитрился голосом Ивана Григорьевича со мной говорить?

— Так я же в самодеятельности выступаю, — еще больше смутился Редькин. — Имитирую голоса видных артистов.

— Значит, еще и артист? — удивился я. — Ну и ну!

ТАЛАНТ ПО НАСЛЕДСТВУ

Выдающейся личностью в искусстве я не стал, хотя возможности для этого, как считает мама, были.

Дело в том, что мой папа — заслуженный артист республики, а мама — большой знаток искусства. Правда, мама — домохозяйка, но в искусстве разбирается лучше любого искусствоведа, а уж лучше папы тем более. Она, например, знает по фамилии почти всех ведущих артистов театра и кино, а наиболее знаменитых — по имени и отчеству. Кроме того, она знает, кто из них на ком женат, кто, когда и почему разошелся.

По всем этим вопросам она является главным консультантом нашего двора. Консультируются у нее, в основном, десятиклассницы, но и среди взрослых ее авторитет довольно высок. В ее присутствии многие робеют не только от того, что она «эрудит» в искусстве, но, главным образом, из-за ее быстрых и решительных суждений. Она, например, может моментально определить, у кого есть талант, а у кого его нет.

Впервые за пианино я сел, когда мне исполнилось шесть лет. Сел потому, что мама угадала во мне талант. Папа, как мне показалось, к маминой затее отнесся без особого энтузиазма, но, как большинство пап, во избежание лишнего скандала, занял нейтральную позицию.

Занятия по музыке мне вначале нравились. Я усердно разучивал гаммы и даже начал играть небольшие пьесы. Когда приходили гости, мама усаживала меня за пианино и заставляла играть. Не знаю, как гостей, но маму мол игра всегда приводила в умиление.