— Катори?
— Никто меня так не называет. Просто Кэт.
— Как жаль. Это красивое имя, — он провёл рукой по своим волнистым чёрным волосам. — Послушай, я собираюсь начать… осматривать твою мать. Я думаю, было бы разумнее, если бы ты ушла.
— Я студент-медик.
— Если ты хочешь сохранить её в памяти нетронутой, не надо присутствовать.
— Я остаюсь.
— Зачем?
— Потому что, — я уставилась на тонкую белую простыню, прикрывающую её грудь и ноги, — её сердце не просто остановилось. Кто-то остановил его. И я хочу быть тут, когда ты узнаешь, как это произошло.
ГЛАВА 3. КНИГА
— Что заставляет тебя думать, что твою мать убили? — спросил меня Круз, наклонив голову.
— Ей было сорок четыре, и она была совершенно здорова. Не может быть, чтобы у неё был сердечный приступ.
— У людей постоянно случаются сердечные приступы, — сказал Круз.
— У людей с плохими привычками в еде, повышенным стрессом или генетической предрасположенностью. У мамы ничего такого не было. Я не буду мешать твоей работе, но я останусь.
— Поступай, как знаешь, — сказал он.
Он сбросил простыню с бледного тела мамы, но она, казалось, поднялась в замедленной съемке, лаская её ключицу и грудь, скользя по пупку и бёдрам, скользя по икрам и ступням, наконец, растекаясь по кафельному полу, как молоко.
Я моргнула, и тихое действо сменилось ужасом её обнажённого тела, распростёртого на стальной кровати. Я отшатнулась назад, но зацепилась за металлическую стойку для инструментов. Блестящие, острые инструменты застучали в такт моему пульсу.
Мой желудок сжался, и апельсиновый сок, который я выпила ранее, подступил к горлу. Я еле успела добраться до металлической раковины. Я схватилась за края, когда новые спазмы сжали мои внутренности. Я не знала, как долго просидела, склонившись над раковиной, но белые и чёрные точки заплясали у меня перед глазами.
Не говоря ни слова, Круз взял меня под локти. Он отвёл меня обратно на кухню, где усадил и присел рядом со мной.
— Я приду за тобой, когда закончу. Скажу тебе, если я найду что-нибудь в её организме, хорошо?
Я кивнула. Хотя я смотрела на его лицо, я не могла его видеть. Всё, что видела, были эти чёртовы монохроматические точки, как статические помехи на телевизионном экране. Когда его ботинки застучали по лестнице в подвал, я вдохнула и выдохнула, ожидая, когда цвет снова наводнит моё зрение. Когда это произошло, я встала. Ходить оказалось трудно, так как мои ноги всё ещё дрожали, но я не оставила своему телу выбора. Мне нужно было пройти через это. Мама хотела бы, чтобы я оставалась сильной.
