— Отсюда я сам, — сказал он.
Я уставилась прямо ему в лицо. Глаза Круза были зелёными, как пучки тонких листьев, которые росли на рябинах, посаженных вокруг самой старой части кладбища.
— Я бы хотела её увидеть.
— Как насчёт того, чтобы я сначала установил причину смерти? А потом, когда она будет одета и будет готова…
— Я видела много мёртвых тел, мистер Мейсон…
— Круз. Мне двадцать четыре, а не сорок. И да, я полагаю, ты повидала свою долю трупов, но мы говорим о твоей матери.
Я сглотнула, но, тем не менее, распахнула дверь и спустилась по лестнице. В морге пахло розами. Папа, наверное, засунул несколько букетов в одну из холодильных камер, чтобы сохранить их свежими к похоронам. На автопилоте я подошла к задней стене — туда, где папа сказал мне, что поместил маму, — и потянула за рычаг её камеры. Её прямые блестящие чёрные волосы разметались по белоснежным плечам.
— Она всегда заплетала их в косу, — сказала я Крузу.
Мой пристальный взгляд блуждал по остальной части её лица, которое я знала наизусть, по высоким скулам, по двум вершинам верхней губы, по приподнятым наклонам её глаз — всё это остатки нашей индейской родословной.
— Ты очень похожа на неё, — сказал он, повесив своё пальто рядом с маминым халатом гробовщика. Он обвис, такой же безжизненный, как и её тело.
Я действительно была похожа на маму. У меня были такие же чёрные волосы, темные глаза. У меня даже были такие же скошенные губы. Единственной разницей между нами было наше телосложение. Я была на целую голову выше её и стройная, как папа.
Круз обошёл вокруг меня, обхватил пальцами ручку полки и вытащил её… вытащил маму. Её кожа, которая всегда была коричневой, даже зимой, стала алебастровой. Только неестественный голубой оттенок её губ и век нарушал её в остальном бесцветный облик.
— Что значит Катори? — спросил Круз, его голос прорезал густую тишину, как лезвие скальпеля, которое скоро пронзит мамину грудину.
Я сделала шаг назад, чтобы позволить ему полностью выдвинуть ящик.
— На языке хопи это означает «дух».
— Разве ты не готтваского происхождения?
— Да, — я пристально посмотрела в её закрытые глаза, желая, чтобы они снова открылись. — Но папе понравилось это имя.
— А Нова?
— Это значит «гоняться за бабочками». Когда родилась моя мама, три бабочки приземлились на её кроватку. По крайней мере, так мне сказала моя бабушка.
Её веки не дрогнули. На секунду я увидела себя ребёнком, напуганным кошмаром, который на цыпочках входит в комнату родителей, чтобы найти утешение в их постели. Я всегда подходила к маме, потому что она поднимала одеяло и позволяла мне залезть внутрь, в то время как папа нёс меня обратно в спальню, обещая, что ловцы снов поймают мой следующий кошмар.
