Дима тихо бормотал что-то во сне. Судя по всему, парню снился кошмар – он постоянно хмурил брови, ворочался и так крепко жмурился, что на лбу уже залегли морщинки. Алёна наклонилась и осторожно расправила эти морщинки пальцами. Она отлично представляла, что именно он мог сейчас видеть – Дима часто жаловался на кошмары, в основном связанные с матерью и полицией.
Разумеется, жаловался – совершенно не то слово. Он говорил о снах с такой злобой и ненавистью, что даже Алёне становилось жутко. Жутко потому, что в обычной жизни она ни при каких обстоятельствах не услышала бы от него таких слов.
Дима любил говорить, что предпочёл бы вообще никогда не видеть снов. И девушка уже давно понимала, почему. Просто сны не поддавались его контролю… и делали заложником собственных страхов. Алёна отлично знала, что практически каждую неделю он шёл в бойцовский клуб, расположенный как раз через дорогу от её интерната, и методично избивал соперников, представляя на их месте свои регулярные кошмары. Она раз за разом видела из окна его удаляющийся силуэт, но не могла ничего сделать.
Дима резко дёрнулся и замотал головой. Его трясло, руки судорожно сжали диванное покрывало, от напряжения на них проступили все венки. Алёна тревожно выдохнула, не зная, чем она может помочь.
Интуитивно она убрала со лба парня взмокшие волосы и подула на него. Когда тот снова затряс головой, Панкратова с силой обхватила его лицо руками, не давая этого делать.
От прикосновения её холодных пальцев Дима глубоко вздохнул и проснулся.
– Алёна, – прошептал он с таким облегчением, словно только что разгрузил пятитонный вагон. – Алёна…
Но тут же Дима вспомнил, что ему полагается быть сильным и невозмутимым. Он торопливо облизнул пересохшие губы и рывком поднялся с дивана.
– Полтора часа до будильника, – заметил Вознесенский.
– С тобой всё в порядке? – тихо спросила Алёна, хотя и сама прекрасно знала, что не в порядке.
Дима молча подошёл к окну и закрыл пыльные шторы.
– Возможно, сегодня ночью придётся драться, – он пристально взглянул на Алёну. – Ты это понимаешь?
Девушка молча кивнула.
– Может, всё же пойдёшь обратно в интернат? – Вознесенский глубоко вздохнул, пытаясь скрыть тревогу. – Там ты будешь хотя бы в безопасности…
Что ж, вполне в его стиле.
– Я никуда отсюда не уйду, – твёрдо произнесла Алёна. – Мы даже не знаем, что случится, а ты уже волнуешься. И вообще, интернат – последнее место, где я сейчас хочу быть. Особенно после того сообщения…
