– Вам просили передать, – девушка сунула в руку Алёне вырванный блокнотный листок и тут же убежала.
– Спасибо, – растерянно крикнула вслед Панкратова и хотела ещё что-то спросить, но продавщица уже скрылась. Судя по всему, ей было ужасно неловко.
Алёна уже хотела развернуть бумагу, но Дима перехватил её руку.
– Что ты, не здесь, – шепнул он. – Выглядеть будет подозрительно! Лучше пошли ко мне. Саша всё равно не сможет поговорить с нами сама.
Признав, что он прав, девушка бросилась к эскалатору, Вознесенский направился за ней.
До дома Димы они добрались быстро, подгоняемые тревожными предчувствиями. Едва успев захлопнуть за собой дверь квартиры, Вознесенский вырвал у Алёны записку, которую та всё это время не выпускала из рук.
– «Отец запер в доме», – прочитал парень вслух, подспудно отмечая размашистость и небрежность почерка, словно писали в ужасной спешке. Да, скорее всего, так оно и было. – «На этот понедельник назначена свадьба. Помогите!»
Далее следовало несколько беспорядочных линий – должно быть, Саша расписывала ручку.
– «В полночь по рации», – с трудом разобрал Дима последнюю фразу – буквы стали уже совсем путаными и почти неотличимыми друг от друга. – Это всё…
– Её всё-таки выдадут замуж… – потрясённо произнесла Алёна. – И наверняка за Ларченко, на которого она так часто жаловалась…
– Так, никто её никуда не выдаст, – заявил Дима, сжимая кулаки. – Мы этого не допустим.
– А как же… – Алёна с трудом нашла в себе силы вспомнить кое о чём ещё. – Как же наше задание?
Дима, очевидно, уловил в её голосе нотки отчаяния, потому как немедленно обнял её сзади и успокаивающе погладил плечи.
– Позже мы обязательно об этом поговорим, – пообещал он. – Только не сейчас. Скоро вечер наступит, а нам нужно готовиться доставать из башни нашу принцессу.
Ни Дима, ни Алёна не представляли, как сумели дождаться ночи.
Все протекшие часы они почти не разговаривали – тревога за Сашу отнимала всё время обоих. Сначала просто сидели по разным углам – Алёна на диване, Дима на краю письменного стола, потом, не сговариваясь, вместе купили в магазине торт и молча его умяли. Ближе к вечеру, часам к шести, Вознесенский заявил, что им потребуются силы, завёл будильник на одиннадцать часов и благополучно уснул на диване, положив голову Алёне на колени.
А вот сама Панкратова никак не могла забыться – сон к ней совершенно не шёл. Слишком многое свалилось за этот день на них двоих, и ей предстояло о многом подумать.
