Объятые тремором, залитые кровью пальцы Манчини попытались стянуть с лица противогаз, Уэйду пришлось помочь. На землю полились струи крови из маски, с характерным шумом падая на холодную и сухую почву. Под одной маской скрывалась другая. Черно-красное, застывшее в спазме месиво чудовищной боли. Форма как хамелеон сменила цвет с хаки на артериально-красный. Его грудь часто дергалась в слабых попытках сделать глубокий вдох, которому так не хватало ему, но он лишь морщился от боли и совершал небольшие, хлюпающие хрипы.
– Я… не… могу…– Кое как выдавил из себя Манчини, опустив голову. Уэйд тоже не мог. Стены уже не просто сдавливали его, они прихлопнули его как муху газетой. Мышцы в ногах отказывались сокращаться и Уэйд поддался их прихоти, тяжко облокотившись на стену. Манчини, не поднимая головы, булькнул что-то несвязное, эпилептическим пальцем тянувшись к пачке сигарет на каске. Две помятые, никотиновые палочки оказались у них в зубах. Манчини в ту же секунду перепачкал ее в крови. Чиркнуло «зиппо». Тлеющие огоньки мерцали во тьме тоннеля как звёзды в осеннюю ночь. Уэйд вперился в одну точку пустым взглядом. Ну, здравствуй, ПТСР. Даже умирающий Манчини уловил этот взгляд и, собрав последние силы, заговорил.
– Мы сделали… все, что… могли…. Не смей…– Страшной силы хрип вырвался из его груди.– Не смей… корить себя… за… то…– Уэйд слышал его как будто через вату. На стене, как проектором, воспроизводилась зловещая картина ядовитой мглы, поглощающей своих невинных жертв. А ватой в ушах были их предсмертные крики и хрипы расплавленных огнем отравы лёгких. Дети были слишком слабы, чтобы кричать со всей силы, поэтому пещера тонула в женских воплях и кашле. Уэйд видел ее…. Он сдёрнул противогаз с трупа капрала и попытался натянуть его ей на лицо, но она выпалила в него шрапнелью лёгочных альвеол, размякшей, как влажная земля, плоти, сосудов, крови и ещё какой-то мерзкой, противно-бежевой жижой. Его отбросило, словно кукловод резко дёрнул за нитки. Покрывало тумана скрыло ребенка. Наверное, к лучшему. Подобного бы зрелища Уэйд не перенес бы. В какой-то бессознательности, сам не помня как, он выключил насос в контейнере, но было поздно. Брошенные гранаты зловеще шипели и дымили, пока не кончилось поражающее вещество и все смолкло. Пещера и тоннели стали одной, огромной могилой, а холм- безымянным надгробием сотен душ.
Манчини слабым хрипом звал Уэйда, а тот не реагировал, смотря проекции изможденного сознания. Лишь брошенный в него окурок, чуть коснувшийся его оранжевой точкой на конце вернул его в реальность.
