Уэйд порылся у себя в подсумке, предложив ей обезболивающее, антисептик и бинты, отдав все содержимое своего подсумка. Девушка трясущимися руками взяла предложенное, но левой рукой она указала на мальчика и выставила три пальца, жалобно смотря на Уэйда. Морпех все понял. Но колебался. Он растеряно смотрел на скорчившийся, изувеченный комок, на заплаканное женское лицо, на объемный и тяжеленный мешок с рисом, вызывающий потоп в его рту. Но потом искрой от костра у него мелькнула мысль о том, как он пробирается в лазарет, роется в общей аптечке….Ступор был прерван громким всхлипом боли ребенка. Девушка кинулась к нему, положив его голову на колени, готовясь дать ему обезболивающее. Уэйд оставил ей флягу и, пошатываясь от волнения, зашагал к лазарету.
Манчини был в том же состоянии, в котором его оставил Уэйд. Поза, пустой взгляд, он напоминал брошенную на улице куклу. За это время под землёй Уэйд научился глушить звук ходьбы по бетону, правда тогда страдала скорость передвижения. Изношенная, грязная подошва мягко, как кошачья лапа, ложилась на серую толщину бетона. Минут десять и Уэйд, напрягая глаза, осторожно заглядывал внутрь лазарета. Тусклый, оранжевый свет из прохода болезненно тек внутрь темной норы с койками. Лучи не были достаточно сильными, чтобы пробиться сквозь пучину тьмы, но Уэйд мог различить очертания внутренностей помещения и он вступил внутрь. Храп О'Нила, по мощи сравнимый с ревом движков стратегического бомбардировщика Б-52, легко скрывал шаги Уэйда и тот двинулся к своей цели в противоположном конце норы. Остальные морпехи тоже спали, Уэйд видел их скрюченные силуэты на койках. Потолок здесь был короче обычного и ему пришлось согнуться, по обе стороны стояли одноместные койки, нехитрые самодельные капельницы, скрытые завесой тьмы- лампа перегорела.
Аптечкой служили прикроватные ящики, стоящие, как это не странно, у стены, а не у кровати. Семь штук, в каждом всего по немногу. Андерсон располагался как раз с правой стороны, ближе всех к аптечке. Но очертаний его тела Уэйд не видел. Нечёткие линии рации прорезались сквозь мрак и белый шум, но ни следа Андерсона. Холодок, превышая все возможные скоростные ограничения на шоссе «копчик-шея», пролетел по позвоночнику. «Поторопись». Морпех судорожно стал сгребать противоожоговые средства и антибиотики себе в подсумок, забивая его до верху. Несколько пачек антибиотика утонули в карманах грязной формы. Храп О'Нила можно было бы использовать как шумовую завесу, как в обычном диапазоне, так и в радиочастотах. Из-за него Уэйд не расслышал нескрытное шарканье уставшего Андерсона, мучавшегося не только от мигрени, но и от диареи.
