– Хорош. Давай ребят класть.– Задыхаясь сказал Бен, утирая со лба ручьи пота. Бездыханные силуэты аккуратно легли в теплую и твердую землю. Уэйд и Манчини закапывали могилу молча, находясь в своих тяжёлых мыслях. Бен шептал под нос протестантские молитвы, а когда саван был укрыт под холмиком почвы, Бен воткнул у начала могилы самодельный, кривой крест из выпотрошенных останков койки. Троица молча смотрела на выросшие из земли могилы, пока, спустя минут десять, Манчини не нарушил гробовую тишину шуршанием в своем рюкзаке. В руке итальянец сжимал помятую банку теплого пива. С характерным звуком он открыл ее, очень аккуратно, аккуратнее чем сапёр, обезвреживающий вагон взрывчатки, чтобы ни одна капля пены не попала на почву. Он отпил пива и передал его Уэйду.
– Твою мать, может ты ещё травку приберег?– Спросил МакКингли, бережно принимая банку.
– Последний косяк скурил на полосе, перед взлётом.– С досадой ответил Манчини. Все это они говорили не отрывая глаз от могил. Тишина вновь воцарилась среди них, только подчёркнутая шипением пива. Уэйд решил заговорить первым
– Ты верующий, Бен?– Пулеметчик отвечал с паузой, как будто он ловил радиосигнал с задержкой из-за расстояния.
– Нет. А вот он был. Это ему нужно.– Тихо ответил Бен, взглядом указывая на могилу Гаррисона.– Господь не слышит мольбы грешников в аду. А мы именно что в аду…– Бен присел на корточки, переняв пивную эстафету.– Сами то, надеюсь, в эту херню не верите?– Спросил Бен, переведя взгляд на них, потягивая пиво. Оба отрицательно покачали головами.
– Правильно. Вон, ему молитвы не помогли. У него тоже дембель на носу был, все молился, чтобы не взяли в патруль или в боевую операцию. И вот он….– Все это Бен говорил с невероятной усталостью и тоской. Так говорят старики на смертном одре, за минуту до неизбежного, чувствуя холодный ветер кладбища. Банка вернулась к Уэйду.
– Они тоже по призыву?– Поинтересовался Манчини.
– Да. Никто в здравом уме в джунгли не отправляется. Капрал и Поляк тому подтверждение.
Как же быстро человек начинает ценить те вещи, которые резко стали дефицитными. Когда в первый день службы Уэйд вскрыл свежую, холодную банку местного пива ему оно показалось хуже мочи. А сейчас он смаковал каждую капельку теплого, пенящегося напитка. Хмель развязал им языки и троица делилась своими мечтами по дому. Конкретно сейчас они говорили о том, чем каждый занялся бы в мирное время. Уэйд молчал и слушал других. Сказать ему было нечего. Никаких планов или надежд у него не было. Родного дома тоже. Он не успел сбежать из приюта, как, неожиданно, он, каким-то неведомым образом, умудрился задолжать родине. И почему-то отрабатывать этот долг его кинули в хреновы джунгли, как жертвоприношение кровавым богам. Так же поступили с О'Лирри.
