– Змея! – сказал Иван и проснулся.
Начался другой сон, но, как бывает в таких случаях, – ничем не лучше предыдущего. Иван со своими сослуживцами привёз в степь на грузовике разбойников. Одного разбойника он вывел из кузова и сейчас с ним разговаривал.
– Ты сам знаешь, что преступления, воровство, грабёж, убийства не могут продолжаться вечно. Все устали от такого безобразия. Прости, конечно, но ты сам знаешь, что за твои дела ничего не остаётся, как тебя убить.
Разбойник, хорошо знакомый Ивану, слушал его с пониманием, но, услышав слово «убить», задрожал и спросил:
– Неужели сейчас?
С нарастающим отвращением и неохотой Иван кивнул:
– Если так не сделать – жизнь людей не наладится. Ты не сможешь найти место в новой, мирной жизни. Ты сам знаешь.
И медленно насколько возможно, чувствуя невыразимую жалость к разбойнику и отвращение к тому, что должен сделать, Иван достал из деревянной кобуры какоето оружие и приставил его дулом к виску того трясущегося бандита, смотрящего кудато в сторону. Сделав так, Иван выстрелил. И, сразу отвернувшись, пошёл к машине.
Его товарищи уже поднялись в грузовик, к разбойникам. Иван залез на кабину и соскочил в закрытый кузов, чтобы посмотреть, что происходит. Но в кузове не было уже ни чекистов, ни разбойников, только сухое сено. Иван остался один. А ветер дул в щели и выдувал у него изпод ног клочки сухой травы.
Иван захотел посмотреть, жив ли разбойник, и проснулся.
Следующий сон оказался тоже тревожным, но повеселее. Ивану приснилось, что он зашёл за Капитоновым в гостиницу, а Дом трудящихся оказался роскошным дворцом. Хотя в настоящем Доме трудящихся на дворец походили разве что решётки с трилистниками и кинозал с розовоголубым потолком, в золотых ромбах и зелёных розетках с подвесками. Но во сне всё в Доме трудящихся блестело от хрусталя, а Капитонов шёл по коридору, и справа и слева от него, за стеклянными стенами, зеленел зимний сад. Они не встретились.
Иван проснулся от холода.
* * *
Заканчивался август. Ваня, откатившийся на край дивана, замёрз с открытым окном.
В дверь давно стучались.
Беззащитная белая спина Ольги метнулась к шкафу. Иван забросил подушки, сдвинул диван, откинул крючок.
За дверью стояла Таня. С пирогами, цветами, конфетами, фигурной бутылкой домашней наливки, дошитым платьем и даже саквояжем.
– Ты развёлся? – прошептала она конфиденциально.
– Нет.
– Почему?
– Потом.
– Хорошо, – Таня верила брату.
Котёнка от очередной кошки вынули из саквояжа и пустили гулять по комнате. Иван мимоходом удивился, как Таня ухитрилась завернуть спящего котёнка в газету и положить в саквояж. Зверь сразу же залез на руки к Ольге.
