– Я не разуваюсь, я за братом. Ему надо картину нести.
– Картину? – с тоской спохватился Ваня. – Какую? Куда?
– Картину Славы Капитонова. На вокзал. Он завтра уезжает, но считает, что сам не довезёт, и Стёпа сегодня днём согласился сам её отправить в Москву и передать человеку из ВХУТЕИНа.
– Ту самую картину? Которую Капитонов здесь писал?
– Ту самую. Ты отнесёшь, а Стёпа увезёт. Он сегодня занят, а Капитонов не может. Не забудь! Завтра мы все встречаемся и Рорика провожаем.
– Оля, нужно срочно собираться, Капитонов картину увозит! – забеспокоился Иван. – Пока, я пошёл! – крикнул он, оставляя её с котёнком в их заветной, затенённой шторками норке.
Придя в гостиницу, Иван долго разглядывал сиреневую картину.
Здесь было всё, всё вместе! Весь апрельский вечер! Луна, трамваи, дома, арки, окна, ограда с шарами. И парк, и фонари, и Ольга, и Ваня, и Капитонов, и все они, даже отморозки. И всё на картине было так соединено вместе, все так сошлись, что тот единственный день проступил, переливаясь светлой синей тенью. Моментом абсолютного, тревожного апрельского счастья.
То есть, картина была о любви.
– Как она называется?
– «Лунный вечер», – просто сказал художник.
– Можно мне её оставить? – требовательно спросил Иван. – Я сколько угодно заплачу, – добавил он, вспомнив коекакие сведения о художниках, почерпнутые из старинной литературы. – Или подари мне твою картину. Пожалуйста!
– Видишь ли, Ваня, – заметил москвич строго, но не без сожаления. – Мне устроили поездку в ваш город не просто так, а от Союза, и мне нужно чтото им предъявить по приезде… А что, тебе правда нравится?
– Очень.
– Рад. Не огорчайся, может, ещё увидишь её в какомнибудь музее в Москве или на выставке. А что бы ты с ней сделал?
– На стену повесил! – решительно заявил Иван.
– Видишь ли, есть картины, которые пишутся для жизни, а есть – которые для выставок. Это не для жизни картина, Иван… Ну, прощайся и заворачивай, я тебе помогу на лестнице.
Иван, с непонятным комом в горле, смирился и кивнул.
Они завернули картину в обёрточную бумагу и брезент, перевязали бечевой. И только когда Капитонов вышел на лестницу, придерживать свёрток, чтобы он не стукался о ступени, до Вани дошло, что Слава както не так двигается. Похоже было, что, не вцепись москвич в картину, – то рухнул бы на первом шаге от первого сквозняка.
Дальнейшее Иван помнил смутно, долгий и неловкий процесс доставки картины до вокзала не запечатлелся в его голове. Хотя его и выставили из столь любимого им деревянного летнего трамвая, и пришлось нести пешком.
