– Помоги.
Он машинально взял протянутое Краюхой в руки.
– Ты брать всё это с собой надумал?!
– Ну, а куда ещё?
Он бросил перья себе под ноги, в грязь.
– Чий!
– Да на хрена они тебе нужны? Ты чё, Край, вон давай камешков ещё наберём и листиков.
– Ну, остальным показать чтобы…
– Да видели это все. Одни мы с тобой ползали здесь, мусор этот собирали.
В руке у него ещё оставалось последнее перо, то, Краюхино. Он провёл пальцем по краю опахала, оно было жёстким, совсем не таким, какое он нашёл первым. В мозгу что-то мелькнуло, как будто воспоминание какое-то или догадка, и пропало, вроде что-то виденное уже, где-то, когда-то… Он потеребил перо, пытаясь вспомнить, потом бросил его к остальным.
– Всё, пойдём.
Почему-то теперь идти стало лучше, развеселило его всё это, что ли? Да не то что бы. Тогда почему? Он задумался: как будто давило его что-то раньше, а теперь забылось, и тут он вспомнил: там впереди их ждали, они отстали изрядно, и надо было быстрее догнать остальных, вот только смысла в этом особого не было – он вспомнил, куда они идут.
Ощущение было такое, как будто он не спал совсем. Несколько раз, вроде, подрёмывал за ночь, точно, что-то такое вспоминалось очень неясно, но на фоне того, что большая часть времени прошла в сырости и холоде при жутком желании заснуть, просто лечь и поспать, на ногах… да какое там, на ногах, нараскорячку, как получится. Когда он не подмокал просто, с какого-нибудь боку, сыро было всё равно, холодная влага поднималась снизу через этот их настил. На фоне всего этого, в то, что он вообще сегодня спал, не верилось, как будто, так и пролежал всю ночь. Сырой была одежда, ветки впивались, особенно сучок у затылка, полночи постоянно втыкался ему то в шею, то в лопатку, так, что он то и дело поднимался на локте и обламывал, и каждый раз не то. И постоянно, это мешало сильнее всего, хотелось согреть тёплый огонёк в груди под рубашкой. Он кутался, ложился калачиком, но это не помогало, ледяные щупальца залазили с затылка, гладили поясницу.
Чий попробовал глотнуть, чувствуя, как заболело воспалённое горло, в глаза били первые лучи, он понял, что дрёма прошла совсем, и нехотя поднял голову. Оказывается, одна ступня у него до сих пор была в воде. Он размял холодные, как у трупа, пальцы. Спать хотелось жутко. Рядом валялся Уши, засунув голову и руки в мешок. Теперь он уже не стонал.
Хотя нет, это уже давно было. Сначала он просто причитал из-за холода, промок сильно, простудился он ещё до этого, на марях ещё угораздило. Потом только стонал и всхлипывал ночью.
