Наплевать! Ты должен в рядах первых быть, тогда и выживешь, тогда заживешь безотвязной безобразной жизнью (беззаботной), за тебя все делать будут, за тебя! А сам будешь заслуги присваивать, достижения на себя записывать, средства копить, и отбирать! Вот тебе и рукотворный рай! И потом не нужен будет оазис на небесах, который для тебя исчезнет за ненадобностью.
Ты в раю, а остальные пусть мечтают о нем, работают, работают и работают! Пашут, сеют, жмут, дерьмо за свиньями чистят! Все затопит чужая слабость, слабоумие!
Немцы это поняли и воспользовались шансом. Это самими людьми предрасположено, и в этом нет никакой мистики и случайности. Шло к тому, и случилось ЭТО, но слабы оказались и рухнули, но идея сильна, и никуда она не исчезнет, и никуда не денется, от случившегося отдалится, но выживет! И не обратить этого вспять оружием. Это идея будущего, её поддержали сильные, те, которые сильнее немцев! Те, которые сильнее большевиков, которые и их используют для своей выгоды, когда представится возможность, незаметно и бесповоротно. Так и должно быть!
Но что ты, мальчик, понимаешь, не дорос ты до таких вещей, но я хочу тебе сказать одно, запомни раз и навсегда – война ещё не окончена, она только начинается, и мы, её адепты борьбы с большевизмом, в ней поучаствуем! И выживет в ней сильнейший, то есть хищник! А слабые будут пресмыкаться.
Необходимо быть хищником, терзающим свою жертву, прилюдно причем, чтоб все видели и говорили об этом, а затем замолчали раз и навсегда – или заткнуть их! – молодой обезумел от своих размышлений, рассказывая о идеалах своих, мировоззрении своем паскудном и философии своей прогнившей, так сверэмоционально и истерически, что напугал мальчика ещё сильнее, который вздрагивал от диких жестов Григория.
–Ни жалости, ни любви, их не может быть и не будет! Не должно существовать! Их выдумали слабые! Стереть их! Вот мой девиз – стереть! На этом и закончу, – уставши, Григорий вздохнул.
Бурный подъем и накал эмоций расстроил мальчика, он ожидал услышать совсем не то, и уже больше хотел убежать, но не мог. Добавить к размышлениям Григория ему было нечего, он был мал, но понял, инстинктивно понял, что не тому учил его отец, и что все размышления спутника в корне не верны, не правильны.
Мальчик решил, что Григорий неосознанно ошибается, чего-то не понимает, но возразить ему не мог, и убедить, помочь не мог и от этого расстроился ещё больше. Для мальчика все было просто.
