Но я всё обдумал. Осмыслил. Я не мальчик, чтобы страшиться шороха за гнилой корягой. Единственное сверхъестественное в которое я верую – доброта. В конце концов, я могу и выстрелить.
Я перешёл железнодорожные пути и полоски связи вмиг исчезли.
Размытая дорога, и несколько кривых домов, что год за годом поглощает земля, пока не оставит на поверхности лишь пару кирпичей с трубы.
Возле первого дома уже стояла компания с ружьями. Миша, два Вовы, Лёха, прочие, чьи имена я так и не узнал. С ними же был и Тихон, только без ружья. Он отхлёбывал из баклашки крепкой охоты и активно жестикулировал.
Когда смотришь из далека – это обычные деревенские мужики. Подойдёшь ближе и от неожиданности и жути передернет. Похожие, словно у братьев лица, с плоскими носами, крысиными глазками. Карикатурные фигуры, будто у горе-художника, с торчащими куринными плечиками, короткими ногами при длинном торсе, опухшими суставами. Их тела были словно нарочито приспособлены к какой-то неведомой работе. Не человеческой. Это не сутулая спина или близорукость. Это – вырождение. Или эволюция. Только в какую сторону и к какой жизни и местности приспосабливаются их тела. Кроме ружей, у них была тачка. Такая ржавая, красная с кривыми колёсами, а в тачке лежали фары, поворотники и повторители.
Я решил, что не стоит показываться в их поле зрения и свернул с вытоптанной дороги, на груды гравия и грязи.
Они говорили на том же языке что и я, на русском, но ни слова я не мог разобрать. Их речь была отрывистая, громкая, но не чёткая.
Вся компания, кроме Тихона, свернула с улицы вдоль насыпи и вскоре скрылась за рельефом, а Тихон, распивая своё пиво побрёл вверх, шатаясь от забора к забору и скользя на загустевших лужах. Я вылез из своего укрытия и околотками прошёл внутрь. Спустился до колодца, два дома ниже, свернул, толкнул калитку. Моего носа вновь коснулся этот запах. Отвратительная вонь, сырости, плесени и сырого мяса.
Дом выглядел не жилым. Казалось, за каких-то пару-тройку дней, он вошёл в землю глубже, и земля уже скрыла подоконники и пару сантиметров окон. Будто его засасывало быстрее, чем остальные. Ставни плотно закрыты. Вода в баках цвела. На рыхлой мокрой земле виднелись смазанные следы. А корректоры, что Антон выиграл в поезде, валялись по двору, а также лежали в банках у крыльца. Я отпер дверь вторым ключом, что дал мне Антон и оказавшись внутри, едва смог вздохнуть.
В доме было настолько влажно, что конденсат выступал на стенах. Воняло сыростью, а половые доски так разбухли, то проседали под ногами, как мягкий ковёр. Лампочки не горели и в темноте я запинался за разбросанный по полу хлам, пока не включил фонарик на телефоне. Антон успел нехило засрать жильё, за моё недолгое отсутствие. Книги, записи, смятые бумажки, одежда, пустые бутылки и грязные кружки. Кровати были подняты на попа. А матрацы, подушки и постель просто лежали на полу, к тому же были уделаны пятнами, о происхождении которых, я думать не собирался. Антон никогда не отличался аккуратностью и чистоплотностью, но это походило на какой-то притон. Выключатели не реагировали. Либо перегорели лампы, либо сдохла проводка. В темноте, я уселся на наиболее чистое место и собрав несколько листов с пола попытался прочитать написанное.
