В четвертом часу меня подобрал лесовоз с китайцем за рулём, который по-русски знал только три слова: привет, пока и проститутка.
Показав ему координаты на карте, я попросил свернуть с федералки, на станцию, но тот зашумел, закричал на своём да замахал руками.
Я не стал с ним спорить, и он высадил меня в четырёх километрах от станции. Я сказал:
– Дзай дзень!
Он крикнул:
– Пака!
И лесовоз укатил вверх по федералке, обдав меня облаком выхлопного смрада.
Глава 5. Деформация и преобразование тела и костей.
Станция болотная, 10 июля, 1824г.
«Больше я Фёдора не видела. Это было существо с его лицом, голосом, мыслями. Но не Фёдор. Его кожа сделалась как у рыбы. От него несло тиной, сырым мясом и плесенью. Были и положительный стороны. Он и остальные заключенные стали совершенно не восприимчивы к морозам. Когда я куталась в шубу и топила печь, Фёдор ходил в одном исподнем и выбегал на снег босой. В последние наши с ним дни, я боялась смотреть на него и заперлась в комнате. Сейчас я жалею об этом. Ему нужна была моя помощь. А я просто не могла ничего сделать. Я не могла выносить его отражения в стёклах и зеркалах. Он ушёл в леса. В храм, который они с другими каторжанами возвели на вершине одной из сопок. Потом пропало несколько его друзей и надзирателей. Много. Нам запретили собрания жён заключённых. И вот шёл уже пятый день. Метель не утихала, дома ходили ходуном. У многих окна выбило ветром. Я видела, как зелёные молнии били в самые вершины гор. С рудника на нас шёл пожар.»
Станция Аянская, 26 июля, 2016 г.
Светало. Набирающий вес месяц, бледнел и сливался с серо-голубым небом. Я выбрал наиболее широкую тропу и шёл по краю, чтобы не вступить по колено в лужу грязи или лепеху чьего-нибудь дерьма. Еле живая, короткая травка замочила росой мои джинсы. Запах влаги, природы, немного дорожной пыли и печного дыма постепенно менялся на запах затхлости, сырости, гниения.
Здесь могло бы быть прекрасное место. Волшебное. Но не стало. Вся простота глубинки и девственность природы, омрачилась страхом. Страхом перед жителями и тем, что они скрывают. Страхом перед шорохами в ночи и невыносимыми, тошнотворными миазмами, что испускала земля.
Будучи в городе и занимая себя то пьянками, то бесполезными исследованиями, я отвлекал себя как мог. Почти забыл, о том чувстве, что охватило меня в лесу. И о том необъяснимом ужасе, перед заброшенной пятиэтажкой. О том состоянии, в коем я пребывал почти сутки и едва не отдал Богу душу.
