– Это, что, сука, такое?!
– Я не знаю! – крикнул он и ослепив фонарём, пнул в ногу. Мы вновь оказались на земле. Сил у меня уже не осталось, к тому же, этот ублюдок, светил мне в глаза, и я промахивался с ударами. С каждым разом, мне всё тяжелее было подниматься. Голова кружилась, свет фонарика мерк, а уши заложило, как при взлёте на боинге. Андрей, ломая ветки, пытался убежать. Я достал пистолет и два выстрелил два раз в темноту, на шум. Промахнулся.
Валяться в кустах больше было нельзя. Либо вернется Андрей с половиной своего села меня добивать, либо то, что напало на нас в лесу. Та невидимая зловонная тварь. Я решил идти в обход деревни, ползти вдоль упавших и покосившихся заборов. К старым путям. Оттуда уже вызвать полицию, спасателей, военных. Кого угодно.
Тело не хотело меня слушаться. Я не понял, как потерял один кроссовок, и теперь полз в носке. Натыкаясь на ветки и кусты, запинаясь о мусор, в полной темноте, я ободрал себе все ладони, наткнулся на колючую проволоку, наступил на что-то острое, скорее всего на ржавый гвоздь. Словно пьяного меня бросало из стороны в сторону и шатало. Изо рта моего шёл пар, но наделе же мне было невыносимо жарко. Лицо и шея горели, спина не разгибалась. В очередной раз упав, споткнувшись о доски, я уже не мог найти в себе силы подняться. Будто огромный валун прижимал меня к земле, а ноги и руки парализовало.
Я не уснул, не потерял сознание. Я всё видел и слышал. Меня нашли Тихон, что с чесоткой и его подружка Алёна со свежеразбитой мордой. Я едва ли понимал, что они говорят, на своём жутком диалекте. Лишь это:
– Давай, моя-то! Ногами-то шевели! – гнусавила над ухом Алёна. А Тихон приговаривал:
– Ну ты и нажрался!
Пока я висел на их плечах, как мешок с говном, они тащили меня обратно. В сторону дома. Я не мог сказать не слова, в рту всё пересохло, а язык не ворочался, поэтому я и вправду мычал, как бухой. В голове смешалось всё. Дурацкие воспоминания, чужие лица, геометрически отвратительные деревья. Я не мог отличить ни ветхие хаты одну от другой, ни Тихона, от Алёны или от бочка с водой. От смены картинок перед глазами меня мутило. Я то выпадал во тьму, то меня ослепляли вспышки яркого света и круги, мелькавшие перед глазами.
Я пролежал на кровати до рассвета пялясь в потолок. Пытаясь вспомнить, зачем я здесь и куда собирался. В голове, казалось, гуляет только одно перекати поле. Мне не хотелось ни есть, ни пить не разговаривать. На меня напала какая-то апатия и абсолютное бессилие. Я не мог двигаться. Не волновало меня ни то, что я без связи, не то, что произошло вчера в лесу. То, что мне нужно поставить отметку о прибытии, то, что товарищи и родные сидят у телефона, слыша лишь то, что абонент не доступен. Меня раздражал солнечный свет, которого здесь и так было немного. Я чувствовал себя столетним стариком, который вот-вот заснёт в кресле, под новости и больше не проснётся. Когда скрипнула входная дверь, я даже не смог повернуться. Будто сквозь толщу воды, я слышал чужие шаги и скрип половиц. А когда я увидел лицо Антона, нависшее над собой, то едва не лишился последних скудных чувств. Оно было мертвецки бледным и прозрачным словно тонкая плёнка. Сине-зелёные вены проступали через кожу. Склеры были багровыми, из-за лопнувших капиляров, а зрачки сжались в чёрные точки. На волосах, губах, бровях и щеках запеклась кровь. Кажется, ему той ночью, больше нас досталось от той невидимой твари. В глазах помутнело от увиденного и на меня нашло полуобморочное состояние.
