Они пришли в Хатан в канун Рорхейма, праздника Костров, разжигаемых, чтобы растопить снега и льды и прогнать существа тьмы и зла, чтобы Зима повернула на Лето.
В арках и храмах звенели колокола, мальчишки, рискуя спалить город, гоняли по улицам горящие колеса, а в хвойных гирляндах, украшавших оконницы и дверные косяки, горели цветные сунские фонарики и девушки гадали над лучинами и мисками с водой. Привратник, стирая с пышных усов винную пену, ухмыльнулся, благосклонно оглядев бродяг и указывая в сторону Ратуши:
- Там сегодня для музыкантов работа найдется!
В Большом Зале Ратуши пахло воском и елью, по натертому полу скользили пары. Распорядитель выдал музыкантам по куску мяса и по чаре вина и показал место, где они будут играть сегодняшний вечер.
Имрир с любопытством оглядывал Зал, блестящий пол, синие и алые фрески, тронутые позолотой: странные крылатые люди; гобелены и тяжелые занавеси с кистями и золотой росшивью. В зале горели свечи - роскошь неслыханная - и было светло, как днем. Мимо Имрира проплывали сунцы в желтых кайнах с вышитыми драконами, колченогие мернейские кочевники, в плотного плетения кольчугах оружейники-харарцы, рыцари-воины из северных безмерно далеких Лунда и Туле, хитроглазые леммиренцы и местные - в богатых, отороченных мехами уборах, расшитых каменьями из Лучесветных гор. Хозяйка вышла неожиданно. Музыка сорвалась, затрепетали огни, когда стража растворила двери - и вот Верховная уже в середине зала - как когда-то в Ландейле - в лиловом аксамитном платье, забранном, как инеем, элемирским шитьем, подобранные, белые, как дождик, волосы взяты в сетку из лилового карианского жемчуга и украшены цветами; длинный подол платья и запястья расшиты гиацинтами... Имрир разглядел шрам на ее левой щеке и усталость опущенных плеч... Она должна была открывать плясы... И Имрир играл. Они все играли так, будто это последний вечер в их жизни, словно от их игры зависит, взойдет ли назавтра солнце. Под конец едва не брызгало кровью из-под ногтей.
Слуги гасили свечи и гнали прочь подзадержавшихся музыкантов, когда рыженький паренек-паж попросил Асбьерна следовать за ним. Паж привел их в комнатку наверху, в которой едва помещался накрытый к ужину стол, и оставил одних. Через мгновение драпировка на противоположной стене откинулась, и Имрир увидел Хозяйку.
Они ели, а она мелкими глотками пила вино из кубка, согретое на решетке очага, а потом говорила с Асбьерном. До Имрира, как ни старался он вслушиваться, доходили лишь обрывки слов. Он понял, что эти двое не встречались прежде и рады, что судьба свела их, потому что уважают друг друга за то, что им было друг о друге известно. А Имрира словно и не было. Но тут вдруг Асбьерн решительно обернулся к нему и сказал:
