Восходящее солнце подсвечивало пустоши золотом, многократно отражаясь в высоких окнах большого дома. Норманн покачал головой, с укоризной глянул на веселую Снежу и заворчал на нее:
– Зачем из дома одна вышла? Опять, что ли, депрессовала? Хотела уйти? Куда глаза глядят?
– Не-а, – смешливо наморщила нос белянка, обошла Орингера, кокетливо поглядывая на него и заявила. – Зря ты это все, Мэни! Зря! Я ведь теперь прилипну к тебе, ой-нэ-э-э… смертельно!
– Намертво, – со смешком поправил Норманн, взял ее за руку и потянул к родительскому дому. – Смотри, окна уже горят – мама всегда просыпается очень рано. Пойдем, попросим у нее чего-нибудь пожевать. Заодно Элис отнесем приветик от ее дрессированного рыжего пуделя. Папа, наверное, еще спит. Он на Эбигейл какого-то офигительного юриста хочет натравить, самого злого в Содружестве. Ему Фокс с Эрнестиной посоветовали. Мол, каждому кусту моих белых пионов будет присвоен какой-то там номер, типа идентификатор, отдельный документ на каждый цветочек, прикинь? А потом акт приемки-передачи… на четыре тысячи корней! По описи, все дела. Круть! А Эбигейл еще и черных столько же хочет. Возможно, у меня получится вывести такие соцветия. Хм, одна половина пустошей будет белоснежной, как снег, другая – чёрной, будто дегтем облили…
– Ай, Мэни, нельзя топливом! Нельзя!
– Тш-ш-ш, я про цветы, Беляшик, успокойся. Ты только больше не депрессуй и не сматывайся, куда глаза глядят.
– Ох, Мэни… мои глаза теперь глядят только на тебя. Только на тебя.
– Беля-а-ашик, иди сюда. Сейчас я хорошенько тебе расцелую, а потом дальше пойдем. Сейчас, сейчас, еще минутку. Еще. И еще чуть-чуть… и еще… посмотри на меня. Все будет хорошо. Веришь?..
