вообще может не быть, что я могу вдруг оказаться в вязкой черноте, не чувствуя тела, рук и ног. Идиотка. Там ничего не было, ни-че-го. Только чернота и твой голос. Вот тебе и… сражение.
Последние слова дались Уилме с трудом – Сэм подошел совсем близко, околдовывая ее взглядом, будто заслоняя плечистым силуэтом всю комнату, запирая Уил между собой и черными ночными пустошами, уже не придерживая ее за локоть, а привлекая к себе, сильно обнимая, так, что ей стало спокойно и тревожно одновременно, тепло, почти жарко и очень голодно. До мгновений, часов, дней, месяцев жизни рядом с ним. До его запаха, мягких прикосновений и осторожных, но совершенно умопомрачительных поцелуев, обжигающих шею, чувствительную кожу за ухом, висок, скулу, щеку, губы…
Орингер осмотрел прильнувшую к нему, разнежившуюся Уилму, довел ее до кровать, уложил, примостился рядом, соорудив вокруг них уютное одеяльное гнездо и пробурчал:
– Я сегодня тут буду. И вообще. Все время. Всегда буду с тобой.
– Всегда? – прыснула Уилма, заранее уточняя. – Меня повысили? С сохранением прежнего оклада, господин архитектор, или я могу рассчитывать еще и на премиальные время от времени?
– Шали-и-ишь… – замурлыкал Сэм и еще теснее прижался к Уилме, легко поглаживая ее под одеялом. – Премиальные будут, чуть позже. Натурой, если вы не станете возражать, многоуважаемая профи.
Многоуважаемая профи не стала возражать – уже в полудреме сняла заколку, распуская волосы, и закрыла глаза. Темнота больше не была вязкой, не пугала ее. Темнота была тихой, теплой и упоительно пахла любимым человеком.
Сэм тихо щелкнул пальцами – погасил торшер и замер, беспокойно прислушиваясь к ровному дыханию Уил.
В коридоре опять заскреблось и затопало. Дверь дрогнула, впуская в комнату носатый серебристый шарик с хвостом – Толстый закончил патрулирование и вернулся к гостье, остро нуждающейся в его присмотре и обогреве.
Сэми раздраженно зашикал на него, покосился на уснувшую Уилму, беззвучно проартикулировал наглому лису: «Пшелвон!» – но в ответ получил лишь тихое презрительное пофыркивание.
Толстый удивительно плавным для такой комплекции движением перетек с пола на кровать, распластался в ногах у Уилмы, положил голову ей на колено и умиротворенно засопел.
Орингер сдался, оставив его в покое, подумал: «Уснуть, наверно, все равно не получится…» – и отключился.
* * *
Норманн дернулся, вскочил и тут же зашипел от боли – уснуть в кресле было не самой удачной затеей. Левые рука и плечо онемели, шея была будто в колючем ошейнике. Вокруг громоздились ровные ряды контейнеров и пара куч бардака, собственноручно сооруженного молодым агротехником накануне.
