Госпожа Орингер | страница 77



– Я тебя люблю.

Рафаэль вздрогнул, уставился на нее во все глаза и торопливо ответил:

– Очень давно! – тут же понял, что не сказал вслух самого главного, лишь подумал об этом, и еще сильнее заторопился. – Я очень давно тебя люблю! Давно. Очень. Люблю тебя. Я полечу с тобой в Док. Только… Джо, я… я зануда! И у меня работа. Все время работа. Иногда я буду мотаться в Полис, задерживаться, упахиваться, психовать… и командовать этими твоими доковчанами тоже буду. Орать и требовать, чтоб как в операционной – чистота, порядок, дисциплина и музычка приятная, фоном. Мы с тобой сегодня поженимся, да… нет, сейчас! Прямо сейчас! Пошли!

Джо попыталась хоть как-то образумить горящего энтузиазмом медика:

– Раф! Подожди, куда?! Я же в спецробе!

– И что? Нормально! Она ведь белая и вполне себе…

– Нет! Нужно платье и цветы. Я хочу цветы, понимаешь?

– Хорошо, хорошо! Ох, голова кругом, о чем это я?.. Вспомнил! Жениться, срочно! Пойдем, птичка, давай, шевели своей красивой попкой. Пти-и-ичка моя… как ты там говорила? «Где тут у тебя крова-а-ать… я дальше гостиной еще не за-ле-та-ла!» Нашла кровать? Залете… ну не обижайся, Джозик! Хм, значит цветы. Кстати, а какие ты любишь? Пионы? Ромашки? Ирисы? Фиалки? Астры? Хризантемы? Давай, я записываю… так, взять полкуста цветущей жимолости… неплохо, добавить молодые побеги можжевельника… найдем, не вопрос, белые тюльпаны с маленькими плотными бутонами… а может, зеленого лучку еще, а? Для аромата? Все, все, не фырчи, записываю дальше, диктуй…

* * *

В густой, спокойной, уютной темноте опять кто-то затопал.

Сэми открыл глаза, послушал немного: «Толстый бродит по коридору. Инспектирует территорию», – и тяжко вздохнул.

Уснуть так и не получилось. Даже здесь – в любимом, спокойном, теплом родительском доме. Мысли и воспоминания метались в голове упругими шариками, не давая покоя…


Удушающее чувство собственной беспомощности, страх потерять, про́пасть волнений, белые коридоры медцентра, гладкие матовые стены, стеклянная перегородка, синяя медкапсула, погруженная в беспамятство Уилма – тонкая, хрупкая, будто полупрозрачная шелковая лента, мгновения, часы, дни, месяцы… победа, выписка, рекомендации медиков: «Прохладный климат, без резких перепадов температур, прогулки, положительные эмоции…», бесшумные лифты, тяжелое предгрозовое небо над огромным пестрым Полисом, подрагивающий в предвкушении полета Штурм, Уил в соседнем кресле – отрешенная, очень задумчивая – все та же полупрозрачная шелковая лента, но живая, спасенная.