– Много солнца, угу, все верно, – невозмутимо покивал ей Орингер, уселся посреди комнаты, прямо на драгоценные доски, и продолжил. – И у нас теперь тоже будет много солнца. Такого вот – домашнего, деревянного. Медовое дерево очень капризное, мягкое. И пахнет, зараза! После перевозки Я три дня себя и транспортник проветривал, чтобы не запалиться – сюрприз же, но ты принюхивалась, я заметил. След остался. В Доке мне эти доски пропитали ультра-смолами, и они чуток поутихли, освоились, но все равно сияют. Не сгниют, успокойся. Считай, что вечные теперь. Что? Сюрприз не удался?
Рита с трудно читаемым выражением лица сделала шаг назад, потом три вперед. Воспоминания разбушевались, обжигая ей сердце, распирая изнутри, продавливая.
Детство. Маленькая цветущая планета – Фера. Солнце, солнце, солнце. Босые чумазые ступни. Убегающая из-под ног тропинка, ветер в лицо, простор, высокая трава. Опавшие в траву огромные красные яблоки, их свежий запах. Коротенькая песенка смешным голоском-колокольчиком. Платье в горошек. Стайка разноцветных птиц с радужными хвостами, журчание ручья неподалеку. Старый щелястый амбар, уже потемневшие, но все еще душистые золотые доски пола и стен. Белые пылинки в ослепительном, будто живом луче света. Гроза, черная туча, ливень, вкусная дождевая вода струйкой, мокрая трава, свобода, сизый горизонт, яблоки в подоле, кузнечик на плече. Волна золотистых волос на прямой спине мамы, ее нежный профиль. Карман на фартуке, а в нем конфета. Счастье. Солнце, солнце, солнце…
Аритэ резко вздохнула и опустилась на солнечный пол. Громко всхлипнув, она погладила доски, пытаясь сдержаться, но все равно расплакалась навзрыд – некрасиво, неумело, с подвываниями и отчаянным, срывающимся пришептыванием:
– За… чем?.. За… чем ты это сделал… зачем?
Борх понаблюдал за женой – внимательно, цепко; а потом тихо, утешающе заговорил:
– Ну наконец-то. Потек ледник, растаял. Хорошо-о-о, хорошо-о-о, ласточка, дава-а-ай, вспоминай. Вспоминай себя, настоящую. Вспоминай. Ты же совсем теплая. Медовая, а вовсе не каменная. Я тебя отогрею. Вспоминай.
Захлебываясь, Рита стащила с себя куртку, бросила ее тут же, на четвереньках подползла к Орингеру, забралась к нему на руки, свернулась в клубочек и продолжила рыдать уже ему в плечо, сжимая в кулаке ворот его рубашки, поблескивая широким кольцом на безымянном пальце.
Борх крепко обнял жену, потерся щекой о ее теплую, подрагивающую макушку и заворковал:
