Серая трава пустошей вновь покрылась плотными кудрявыми шапочками, только на этот раз звездчатые цветы получились нежно-розовыми, будто утренняя заря местами несдержанно осыпалась на землю. Стан тоже изменился до неузнаваемости – все здания были старательно выкрашены матовой белой краской. Чистой, нарядной и праздничной.
Орингер отвлекся от осмотра корпуса своего космического кашалота, покосился на удивленную супругу и пояснил:
– Это они в мое отсутствие три цистерны с краской в хранилище обнаружили. Типа новая жизнь, уборка, все дела. Освежили антураж. Руководили процессом адъютанты… твои.
– Мои? – игриво уточнила Рита, любуясь графичными белыми прямоугольниками под черными крышами.
– Твои! – припечатал Борх, вытягивая из грузового отсека контейнер с костюмом, и сварливо забухтел себе под нос. – Поклонники у нее тут, прихехешники. Не успеешь отлучиться, уже на тебе! Толкутся, выслуживаются, хвостами машут. Я им эти хвосты-то… по самые уши…
Аритэ улыбнулась, поплотнее запахивая на себе куртку, обогнула кашалота, оставляя ревнивое бормотание мужа за спиной, и направилась к флигелю, бросив быстрый взгляд в сторону – золотистые стены ожившего дома прогревало еще невысокое, но уже очень яркое солнце. Огромные окна горели ослепительными бликами, дверные ручки сдержанно бронзовели, высокая темная крыша радостно топорщилась. Аритэ обернулась – Борх вместе с ее багажом куда-то подевался. Вздохнув, она помялась немного, но все же двинулась к особняку – поздороваться.
Крыльцо было тщательно выметено. Тяжелая, окованная металлом дверь открылась на удивление легко, не скрипнув, и тихо шагнувшая в холл Рита была мгновенно, мощно и душевынимательно атакована, утоплена и захвачена хлынувшим на нее изнутри светом. Теплым, необыкновенным, накатившим тягучей медовой волной.
Солнце несдержанно и страстно заполняло пространство, отражаясь от светлых стен, заливая собой пол, целиком, полностью и повсюду застеленный ровными, широкими досками. Желто-янтарными, игриво искрящимися… родными до оторопи. Как в детстве.
Рита дернула застежки на куртке, испуганно оглянулась и зажмурилась.
Подкравшийся к ней сзади Орингер прислонился плечом к косяку, постоял немного, шумно вздохнул, протиснулся мимо поникшей Риты и обошел огромную, пока что единую комнату, разграниченную лишь массивными колоннами опор.
Аритэ, будто очнувшись, вздрогнула и глухо укорила:
– Что ты… что ты наделал? Зачем? Ты что, не понимаешь? Нельзя… сюда нельзя это дерево. На Серой слишком влажно, и туманы… здесь… оно сгниет за год. Его можно только там, где…
