– Наши имена начинаются на «г», а еще…
– Что еще? – заинтересованно спросил я, до этого момента мысль о том, что оба наших имени начинаются на «г», не приходила мне в голову.
– Тебе это не понравится, – Грета замялась.
– Говори уже, – обреченно ответил я, догадываясь, куда она клонит.
– Бог начинается на «г»*.
Я только тихо застонал. Так орущий кулёчек стал Гербертом. Если счастье Греты стало полным, то мое несколько стерлось и выцвело, словно старая, застиранная простыня. Герберт требовал к себе слишком много внимания, неосознанно крадя его у меня. Впрочем, как оказалось, здесь были свои плюсы. Я стал больше времени уделять работе и это принесло свои плоды – сначала меня повысили, а потом, после того, как мне удалось выиграть одно громкое дельце и мое имя прогремело в газетах, меня пригласили в столицу мира.
– Нью Йорк, – выдохнула Грета. – Но, разве нам здесь плохо?
Я ожидал несколько иной реакции, как оказалось, помимо всех остальных пороков, тщеславие было мне не чуждо. Я упивался успехом, с гордостью демонстрировал жене первые полосы газет.
– Думал, ты будешь мной гордиться, – с горечью произнес я.
– Конечно, я тобой горжусь, – сказала Грета, не поднимая глаз от своего «сокровища». Она как раз кормила и счастливое выражение не покидало ее лица.
– Это видно, – я ушел из дома, громко хлопнув дверью и впервые в жизни напился, завалившись домой под утро. Ребячество, да и только. Грета поплакала на моем плече и инцидент был исчерпан.
Нью Йорк поражал: огни, машины, люди, много людей. Здесь дышалось полной грудью, хотелось до самой макушки окунуться в эту роскошь, выныривая лишь для того, чтобы набрать больше воздуха. Я был окрылен, очарован, сбит с толку, Грета – обескуражена и подавлена. В глубине души она так и осталась той провинциальной девочкой, страшащейся своего тирана-отца и кары господней.
– А далеко ли здесь церковь? – нервно спрашивала она таксиста, прижимая к груди напуганного Герберта.
Я быстро освоился, чувствуя себя в своей стихии, я выигрывал дело за делом, перевез семью в роскошную квартиру с шикарным видом на город, заваливал Грету бриллиантами и мехами. Перед нами открыли двери лучшие дома, однажды, клянусь, на одном из приемов, я стоял рядом с президентом, так близко, что разглядел пятнышко на его белоснежном воротнике. Стал ли я любить Грету меньше? Нет, упаси боже, конечно, нет. Просто слава и успех оказались слишком сильными наркотиками. В конце концов, у Греты появился ее Герберт, у меня – успех. Все честно или я просто так себя успокаиваю.
