В центре кипела курортная жизнь, народ бродил по магазинам, сидел в ресторанчиках и кафе, устремленно двигался на городской пляж и расслабленно – с пляжа. «Ну шо, Сашко, давай твоим родным подарки покупать будем? – предложила она. – Раз уж мы тут. Ты про косметику говорил, типа с Мертвого моря?» Он кивнул: «Ага». Она сошла с велосипеда, показала рукой: «Ну вот, например, магазинчик. И я заодно тетушкам куплю чего-нибудь». Вывеска была на русском, что их уже не удивляло, как и русские продавщицы. Она выяснила у него, что он хочет и для кого: «Жене? Младшой дочери? Сестре?», а потом долго выясняла у продавщицы особенности и цены, перебирала крема, мыло, скрабы, складывала в кучки. Он стоял, прислонившись к полке, смотрел на нее и отвечал что-то невпопад, улыбаясь на ее деловитость, так что она даже рассердилась: «Нет, ну вы посмотрите на него! Ты слышишь меня, Александр Иваныч?» Рассчитавшись и собрав пакеты, они вышли из магазина и медленно покатили в сторону хостела, он ехал и думал: «Ну, не удивительно ли? Она покупала подарки для его семьи, а вот он, смог бы он купить для ее мужа, если бы он у нее был, например, часы? Пожалуй, нет. А она – без проблем» И ему нравилась в ней эта легкость и свобода, эта способность принимать все как есть. Но за всей этой безмятежностью он чуял глубокую ранимость и оголенный нерв и видел, как мелькает в ее сине-зеленых глазах отблеск грусти, даже тоски. Там, в магазине, когда он это словил, ему захотелось подойти к ней, обнять и увести оттуда, ничего не покупая, но он не смог объяснить себе этот порыв, и сейчас, крутя педали вверх, в их район («их район»!), покачивая пакетом с подарками на руле, он снова ощутил приступ тоски предстоящего расставания, до комка в горле, до отчаянного желания заорать во все горло, чтобы выплеснуть с криком всю эту боль – и свою и ее. Но он, конечно, промолчал. «Мужчины ведь не кричат и не плачут, так ведь, Александр Иваныч?»
Они закинули пакеты в номер, она рухнула на кровать, закрыла глаза: «Полежу». Он присел рядом: «Хочешь, поспи? Я посижу рядом». – «Ага». И она отключилась. А он смотрел на нее, на ее разгладившееся от сна лицо, которое он изучил наощупь, и взглядом он делал сейчас то же самое – впитывал каждую ее черточку, каждую трещинку обветренных губ, гладил взглядом ее длинные и тонкие плечи, и не желание обладать загоралось в нем, а что-то другое, странное, полузабытое – вот женщина, которой нужен он. Может быть на время, но нужен. И она нужна ему. А там, дома, кому нужен он вот так? Когда это было, в какой такой прошлой жизни, в каком прошлом веке? А ведь было? Он закрыл глаза, с трудом вызвал в себе образ жены. Да, было. И он пытался это сохранить. И что?
