Песок сквозь пальцы | страница 83



На кольце перед финишной прямой к южному пляжу они проскочили желтую подводную лодку. Она, проезжая мимо нее, махнула рукой, смеясь: «Смотри, yellow submarine! А вчера мы ее не увидели!» – «Да мы вчера вообще ничего не увидели»

Приехали они как раз к завтраку. Собственно, и Алексей и Регина только проснулись, но Алексей уже успел сварить молочный суп, который исходил парком под уже изрядно припекающим солнцем Эйлата. Они переглянулись, достали посуду, хором сказали: «Немного!» и рассмеялись. Выглянула из палатки припухшая со сна (и, похоже, со вчерашних остатков вина) Регина, буркнула что-то, что, видимо, означало приветствие. Они сели на песок, в тени большой соседней палатки, похлебали сладкого супа с лапшой и изюмом, пока ели, Богомила предложила подежурить до обеда: «Вы скатайтесь в город пока, а мы с Сашей тут побудем, покупаемся, присмотрим за вещами», потом собрала посуду, понесла мыть. Регина хмыкнула, проводив ее взглядом, повернулась к нему, открыла рот, а потом передумала. Может, потому что у него был такой безмятежный вид, а может по какой-то другой причине, но он это отметил. «Обсуждали… – подумал он, раздеваясь до пляжного состояния. – Ну да, а о чем еще говорить-то было после их вчерашнего демарша?»

«Ладно. Мы тогда катнёмся часа на три, ну, может на четыре. Отдыхайте» – Алексей натянул футболку и шорты, и они уехали. Вернулась Богомила, усмехнулась: «Ушли в увольнение?» – «Ага». Она переоделась в своей (теперь там жила Регина) палатке, оттуда прямиком побежала к морю: «Я первая!» Он, устроив голову в тени, лежал на коврике, наблюдал за ней и улыбался.

Она вернулась мокрая, тряхнула на него водой, он крутнулся на коврике, вскочил, обнял ее, всю мокрую, прохладную, обездвижил, потянулся к губам… «Пусти, пусти, медведь! – она уклонилась, выскользнула из его рук, побежала опять к морю, развернулась, махнула: Пойдешь?» Он оглянулся на палатки, на их лежащие велосипеды, пошел.

Вода была абсолютно прозрачной и совсем не холодной. Тут и там между ногами сновали рыбки, словно соскочившие с экрана мультфильма про Немо – желтые, синие, пятнистые. «Смотри, смотри, Богомила, там украинский флаг проплывает!» Она хохотала, пыталась поймать рыбок руками, потом забралась на какой-то коралл, встала, замерла, вглядываясь в воду. Он подплыл, она замахала руками: «Стой, не баламуть воду!» Он замер, тоже привстав на какой-то каменный то ли гриб, то ли мозг. «Сашко, ти подивися, яка краса!» – «Ага!» Но он смотрел на нее. Он был близко, на расстоянии вытянутой руки, и видел, как ее странные зелено-голубые глаза изменились, словно обрели цвет этого моря («И совсем оно не красное, смотри! Кто придумал такое название?» – сказала она ему сегодня, когда они подъезжали к пляжу вдоль береговой линии), и ему даже показалось, что она сейчас продолжит меняться, превращаясь в русалку, потом махнет рукой, как она делала, когда, оборачиваясь в пути, видела его, пялящегося на нее сзади, потом плеснет хвостом и уплывет вдаль, к Иордану, или к Египту. Он тряхнул головой, перевел взгляд вглубь, в воду. А там, действительно, было на что посмотреть – желтые, красные, фиолетовые кораллы самых причудливых форм заплетали свои узоры под его ногами, сам он стоял на самом настоящем лабиринте, а кругом, тут и там, из углов этих кораллов выглядывали длинные черные иглы морских ежей (он передернул плечами, покосился на свои босые ноги), в глубине, под кораллами колыхались тоже разноцветные водоросли, и кругом, во всю спокойную длину, плавали самые разные рыбки… «Глянь, скат!» – Он проследил за направлением и, правда, увидел темный уплывающий парус ската, снова взглянул на нее. Солнце подсушило ее плечи, красно-медные от израильского солнца, она, вглядываясь в воду, повела ими, обхватывая себя руками, и в его голове вдруг всплыло: «У Грушеньки, шельмы, есть один такой изгиб тела…». «Ах, Федор Михайлович, знаток роковых женщин и роковых изгибов! – подумал он. – А ведь и правда, какие у нее гибкие плечи! Как будто они крылья за собой прячут. Так вы, сударыня, не русалка, оказывается!» Она почувствовала его взгляд, словно вынырнула из созерцания прибрежного дна, посмотрела на него: «Шо, Сашко?» И потом, словно прочитав его мысли: «Хороша україньска дивчина?» И – плюх! – окатила его каскадом брызг, а сама, откинувшись на спину, ушла торпедой от него, от берега…