— Я сожалею о вашей потере, мисс Роза, — сказал он. — Ваша мать не страдала, уверяю.
«Конечно, страдала. Я была там».
— Роды вперед ногами, было поздно. Я ничего не мог сделать.
Роза смотрела на серую урну. Он был бы красивым мальчиком. Сыном. Папа говорил об этом неделями перед смертью мамы. Он хотел мальчика, сына, чтобы он сохранил фамилию. Рожденный в 1928, в год дракона, он принес бы много удачи. Мама много раз говорила Розе не слушать эти разговоры.
— Папа любит и тебя, — говорила она. Он был иджуша, иммигрантом из старой страны, шептала она. У него были такие обычаи.
— Но я родилась тут, — говорила Роза. Мама только улыбалась и обнимала ее.
Доктор Траск вытащил визитку из кармана пиджака и сунул в ее левую ладонь, еще сжимающую урну. Металлическая рука блестела медью.
— Если я могу чем-то помочь, прошу, дай мне знать.
Роза кивнула, не хотела показаться неблагодарной. Но она не сводила взгляда с механической ладони поверх ее руки. Было красиво.
— Я могу помочь?
Роза подняла голову. Папа нависал над ними.
— Мистер Ишикава, сэр, — доктор Траск встал. — Я выразил уважение вам и вашей дочери. И я предлагаю помощь в тяжелое время.
Папа взглянул на Розу, заметил бежевую визитку и забрал из ее ладони. Он смял визитку и бросил на пол. Выбросил удачу.
— Спасибо, — сказал папа. — Мы не нуждаемся в благотворительности.
«Было ли дело в этом, или папа просто не хотел быть в долгу перед хакуджином?».
Доктор Траск приподнял шляпу и ушел без слов.
Папа схватил урну.
— Папа, — Роза подавила вопль. — Прошу, дай мне отнести маму домой. Пожалуйста.
— Я же говорил, это не обсуждается, — он указал на обрубок правой руки Розы, обрезанной ниже локтя.
Он не хотел дочь. И не хотел однорукую.
Папа вышел из церкви. Роза вздохнула, подобрала смятую визитку доктора Траска и последовала за ним на расстоянии трех шагов.
Вечером после похорон Роза и ее отец вернулись к работе. Ее работа каждый вечер была просто: тащить деревянную телегу, пока папа продавал тофу ресторанам на людной улице Поуэлл. Требовалась вся сила воли, чтобы не пролить воду, в которой плескался тофу в деревянных ведерках, особенно, когда они проезжали широкие окна кондитерской Касуга, там были заманчивые корзинки яблок, красных имбирных конфет, сладких мочи. От вида рыбных пирожков, японских солений и свежих апельсинов в магазине Маикавы у нее всегда выделялась слюна во рту. Папа быстро вел ее по улице, а «Model-T» и трамвай катились к ним, гудя и гремя.
