— Покушение было не только на Аврору, но и на меня, — возмутилась Гидра, вся дрожа от слабости и одновременно от негодования.
— Думаю, детали лучше обсуждать при моём советнике из разведки, — сухо отметил Энгель. Его рука потянулась метнуть подушку назад, но он сдержался и подошёл, положив её рядом с ногами Гидры.
— А я думаю, напротив, есть вещи, которые мы должны обсудить без чужих ушей.
Энгель сощурился и медленно опустился рядом с ней на постель, настороженный, как дикий зверь. Гидра тоже напряжённо следила за каждым его движением, будто он был ржаво-рыжим Мордепалом.
— Ну? — спросил он.
— «Ну»? — передразнила его Гидра и вдруг вспыхнула, поняв, что донимает его из чувства, уж больно похожего на кокетство.
«Вся грязная, прожёванная драконом, едва дышащая моргемона — я кажусь ему не приятнее речного рака, вытащенного из грязи».
Эта мысль её не смутила. Потому что в её голове мрачными тучами роились те слова, что она шептала себе в бреду, когда лежала под лапами дракона.
Энгель не торопил её, но хмурился, ожидая.
— Знаете, — наконец заговорила Гидра, — я для себя кое-что поняла, когда шагнула Мордепалу в пасть.
Он поднял бровь в ответ.
— И когда оказалось, что я жива, я поняла ещё больше, — подогретая всей своей ненавистью к оковам дворянской крови, титулов и обязательств, продолжила диатрисса. — Поняла, что ненавижу вас за то, что это вы нашли меня.
— Кхм… — Энгель усмехнулся.
— И это вовсе не смешно. Почему меня не нашли какие-нибудь охотники? Барракиты? Монахи? Я сказала бы им чужое имя. Я ушла бы в иные земли. Я перестала бы быть диатриссой Ландрагорой Астрагал и стала бы кем-то ещё. А из-за вас мне теперь придётся снова нести это бремя.
Энгель в ответ покачал своей гривастой головой.
— Вы никуда не уйдёте, диатрисса. Вы ранены. В лесу дикие звери. И, вполне вероятно, вражеские солдаты.
— Я выздоровею, — настаивала Гидра. — И всё равно уйду хоть куда-нибудь.
— Я поклялся перед богами, что теперь отвечаю за вас.
— Вы не справились, — огрызнулась Гидра. — Поймите наконец, что я ни вас знать не хочу, ни всю вашу диатрийскую семью. Я хочу одиночества. Я едва не погибла уже столько раз за минувшие дни, что меня не пугает ваше осуждающее лицо и хоть тысяча таких же осуждающих лиц. Я сделаю, как захочу, только встану на ноги.
— Одиночества? И только? — Энгель пренебрежительно пожал плечами. — Если вы устали от обязательств высшего общества, это несколько другое. Это я готов понять.
