Сбросив остатки заклинания, я растеряно огляделась, тут же находя глазами худощавую фигуру Воздушного колдуна. В отличие от зрения, слух возвращался постепенно, и сначала я слышала все тот же гул, доносящийся как будто издалека. Но постепенно с ужасом осознала, что гул – это громкий крик. Кричала Полина, застывшая в неестественной позе в паре метров от меня. Ей вторило многоголосье птиц, слетевшихся на зов хрупкой Водяной колдуньи. Сева замер рядом, буквально в шаге, но даже не пытался сдвинуться с места, невидящим взглядом уставившись в пустоту. Я со всех ног бросилась к подруге, извивающейся, словно марионетка в руках сумасшедшего кукловода.
– Сева, очнись же!
Но мой крик тонул в гомоне птиц. Подскочив к нему, я отчаянно забила кулаками по груди Воздушного колдуна, замершего истуканом, пытаясь привести его в чувство, но безуспешно. Не видя хоть какой-то реакции с его стороны, я в бессилии упала на колени, утирая слезы.
Берег речки Смородинки снова сковало Туманом, юркими змейками просочившимся сквозь деревья. Будь оно неладно, это заклинание! Туман не желал отступать, скрывая нас троих от внешнего мира плотным коконом. Сева все так же стоял, не моргая, не двигаясь, погруженный в странный транс. Мутный водяной пар покрыл серебристыми капельками волосы Полины, которые я рассеянно перебирала, положив ее голову себе на колени. Она больше не выгибалась, дыхание было ровным, словно Полина спала. Вот только сон ли это был?
Я вдруг поняла, что больше не слышу птиц. Они исчезли так же внезапно, как и появились. Слез не осталось, я лишь чувствовала сухую кожу на щеках, стянутую после злых ручейков.
И я ничем, ровным счетом ничем, не могла помочь.
Я не могла выбраться из этого странного тумана.
Все, что мне осталось, – молчаливое ожидание.
***
Комментарий к Часть 9
*Здесь использована отсылка к славянским мифам о богине Маре и Калиновом мосту через речку Смородинку.
Кали́нов мост – в русских былинах соединяет берега реки Смородины (Смородинки, Огненной реки, Пучай-реки): на одном берегу – Добро, на противоположном – Зло (в иной трактовке этот мост соединяет мир Живых (Явь) и мир Мертвых (Навь)); аналог древнегреческого Стикса; преграда, которую предстоит преодолеть человеку или его душе по пути на «тот свет». Калинов мост в фольклоре – это так же место битв между витязями и нечистой силой. Его образ активно использовался в обрядах замужества и похорон, как символ перехода в иное состояние.
