Ему, который ведет свою родословную чуть ли не от правителей Этрурии!
Сильвия, робко пряча взгляд, тем не менее, во всем старается угодить тестю, однако тот словно и не замечает этого.
Еще чего!
Не хватало!
Сильвия в настоящий момент для него не более чем предмет неодушевленный — как эта старинная мебель, эта хрустальная люстра под потолком, как эта хрустящая скатерть на столе... Даже меньше — ведь и к мебели, и к люстре, и, тем более, к этой старинной ажурной скатерти он давно уже привык, он видел их с детства...
А с какой стати он, Клаудио, должен привыкать к этой голодранке?
Обед закончен, и Сильвия впервые подает голос — осторожно, будто бы боясь саму себя:
— Мой отец просил кланяться вам, синьор дель Веспиньяни...
Старый граф недовольно морщится.
— Вот в этом он прав: твои родители всегда именовали таких, как я, синьорами, и всегда кланялись нам... Сильвия, вскочив из-за стола, закрывает лицо руками и убегает.
Отторино с укором смотрит на Клаудио.
— Папа, но для чего ты так...
— Она должна знать свое место,— говорит Клаудио иначе совсем сядет на шею... Я знаю эту породу людишек — дай им только повод!..
Пресвятая Дева, но неужели тогда нельзя было обойтись без этого?
Ведь вода камень точит, и все эти упреки, все эти сцены, все эти недомолвки в конце-то концов подточили Сильвию... Да, конечно же, виноваты они оба — и Отторино, и он, Клаудио... А теперь уже ничего не изменишь...
Старик тяжело вздохнул и, печально посмотрев в какую-то только ему известную пространственную точку перед собой, произнес свистящим полушепотом, обращаясь исключительно к самому себе:
— Да-а-а... Прав мой сын Отторино — за все в жизни приходится расплачиваться... Не тем, так другим. И самая страшная расплата, самое страшное наказание за грехи — это отсутствие душевного покоя...
Граф Отторино дель Веспиньяни и, извинившись перед гостями, произнес:
— Мне надо будет вас ненадолго покинуть, ничего не поделаешь — дела, от которых я не могу отказаться даже в ночь своего юбилея — после чего проследовал на яхту.
Взяв в руки телефонную трубку, он задумался, после непродолжительной паузы, словно сбросив с себя оцепенение, он быстро набрал код Рима и номер — этот телефонный номер во всем Ливорно, наверное, знал только он один.
Наконец, после продолжительных длинных гудков, с той стороны связи раздался какой-то щелчок и довольно бодрый голос произнес
— Слушаю...
Отторино звонил своему старому приятелю Адриано Шлегельяни.
