Ею — такой способностью — обладают в большей или в меньшей степени старые, умудренные жизнью и профессиональным опытом судьи, опытные гадалки, художники-портретисты и прозорливые монастырские старцы...
Эта способность сделала графа несчастным до глубины души.
Часто, так часто перед ним разверзались бездны душевной грязи, в которых копошились ложь, обман, предательство, продажность, зависть, ненависть, мелочная жадность и трусость.
Почтенные старцы, дедушки с видом патриархов, невинные синьоры, безусые юнцы, безупречные многодетные матроны, добродушные толстые остряки, отцы города, передовые политические деятели, филантропы и благотворительницы, служители искусств и религии — все они в глубинах своей души были трусами, убийцами, клятвоотступниками, ворами, насильниками, грабителями, извращенцами и прелюбодеями. Их полуосознанные мгновенные, часто даже непроизвольные желания были похожи на свору кровожадных, трусливых и похотливых зверей, запертых на замок, ключ от которого находится в неведомой и мудрой руке.
И очень часто Отторино начинал чувствовать, как в нем растет холодный пузырек ненависти к людям и презрения ко всему человечеству.
О, сколько раз за последнее время тянулись к нему трепетные и послушные женские руки, а очи — затуманенные и влажные — искали его глаз, а губы раскрывались для сладостного поцелуя. Но сквозь маску профессионального кокетства, под личиной любовного самообмана дель Веспиньяни прозревал или открытую жажду его денег, или сокровенное, инстинктивное, воспитанное сотнями поколений преклонение перед властью богатства.
Он одаривал таких женщин очаровательной улыбкой, но с внутренней брезгливостью, оставаясь при этой холодным и недоступным, а если почему-то и соглашался провести с кем-нибудь из женщин ночь, то наутро гнал от себя такую женщину прочь.
Да, гриф ненавидел людей, и не просто людей — а все человечество, вместе взятое, теперь, накануне празднования своего сорокалетия Отторино не ждал от людей ничего хорошего.
Он бы охотно отпраздновал свой юбилей в одиночестве, но за свою жизнь настолько привык к компании людей, что не мог ничего поделать...
Постояв еще немного на палубе, посмотрев на розовеющую кромку — восток уже начинал розоветь — он поморщился и подумал: «Да, еще один праздник... У мене вся жизнь — праздник. К чему тогда?..»
Спустившись вниз, он позвонил в колокольчик — сразу же появился официант.
— Чего изволите, синьор даль Веспиньяни?
