— Почему пуля такая отлита?!
— Втрое дальше летит, и настолько точнее бьет — уже опробовали. Потому она «секретной» будет, и тайну ее только русским людям в своем отряде доверить смогу. Твоей бригаде токмо, и под твое начало походная мастерская будет, где лейки делают и пули льют. И за работу оной тебе отвечать по «артикулу» надлежит. Ты меня понял?
— Так точно, ваша светлость!
— Они все под калибр единые сделаны, потому приказал тебе фузеи по образцу единому отбирать. Так всех твоих солдат ими вооружить можно быстрее и подбирать пулелейки не придется для каждого — пули в походной мастерской на всех отливать разом будут, и патроны бумажные снаряжать уже умело, людьми на то поставленными. Облегчение в том большое полкам выйдет. И о том неприятелю ведать без надобности, ни к чему ему знать про то, что нам серьезный ущерб причинить может!
Хрущов моментально стал полностью серьезным, осознав, какая великая тайна ему доверена. И беречь ее нужно, в первую очередь, от «свейских людишек» — ведь если вернутся к своему королю Карлу, то могут ему секрет выдать. Так пусть лучше не знают.
И в то же время Владимир Андреевич оценил расположение к нему Бековича — ведь если царю Петру Алексеевичу пуля по сердцу придется, то представление на чин бригадирский утвердит сразу. А там до генеральского ранга прямая дорога открыта, только дотянуться надо, а в походе на Хиву такая возможность скоро представится. И в эту минуту простил князю все обиды — тот большое дело для отечества уже совершил, так что ошибки свои полностью исправил…
— Ну и жара сегодня стоит, аж страшно становится. Надо было в апреле выходить — и степь зеленая, коней ведь кормить надобно, в пустыню не скоро превратится — через два месяца, пока солнце все кругом не выжжет. И ехать хорошо по прохладе!
Бекович отхлебнул из стакана разбавленного водой вина, взял у денщика раскуренную трубку — затянулся, пыхнув табаком. И в той жизни курил, и в этой пристрастился. Привычка, конечно вредная, но по Афгану выбор был невелик — курево отгоняло тлетворный запах смерти, которым, как казалось, пропитывалось все вокруг.
Марш до Эмбы был совершен быстро, всего за семь дней прошли триста верст — кони еще не устали, а люди не вымотались так, чтобы качаться в седлах безжизненными куклами. Так что остановились на дневку, весьма продолжительную, в три коротких дня. В походе всегда время странно идет — под палящим солнцем оно тянется, становится долгим, а вот на отдыхе резко сокращается, будто часы ужимаются.
