На заре того дня, когда привезли Ребекку, поп укатил на крестины в соседний хутор, пообещав вернуться лишь поздней ночью, да и то в случае, если вечером не польёт. Услышав про это от встречных баб, уже на пути к попу, Ясина остановилась. Ей не хотелось говорить с попадьёй, которой она в день отъезда пана изодрала всё лицо и выдернула порядочный клок волос. С другой стороны, в письме могло быть какое-то срочное повеление. И Ясина, преодолев колебания, пошла дальше. Свернув к поповскому дому, она увидела хлопца, сидевшего на ступеньке крыльца. Он, казалось, думал. Но это только казалось. Ясина знала, что думать он не умеет, хоть ему было пятнадцать лет. Заметив Ясину, он покраснел и пробормотал:
– Госпожа сейчас занята!
– А кто у неё? Пономарь, должно быть?
– Ну, да.
Усмехнувшись, Ясина поставила на ступеньку ногу в Лизином черевичке. Она рассчитывала на то, что мальчишка вскочит или хотя бы сдвинется, потому что сидел он на середине ступеньки, и обойти его было трудно. Однако, хлопец даже и не подумал дать ей дорогу. Покраснев ещё гуще, он повторил:
– Госпожа сейчас занята!
Помолчав, прибавил глубокомысленно:
– У неё – пономарь!
Ясина крепко схватила мальчишку за ухо двумя пальцами, и, подняв его со ступеньки, поволокла за собою в хату. Хлопец повизгивал, но особо не упирался.
Чернявый, худенький пономарь с попадьёй обедали. За столом сидели также три девки, которым их госпожа дозволяла слушать пономаря, когда он был трезв. А пономарь был не то чтобы совсем трезв – перед попадьёй он успел заглянуть к одному своему приятелю, но язык у него особо не заплетался, хоть на столе стояла кислая яблочная настойка. Она для пономаря была, что вода. Попадья, не в пример ему, от терпкой кислятины раскраснелась, развеселилась и не хотела слушать про святых старцев – хотела слушать о том, что делал пономарь в Киеве, кроме как обучался разным наукам. Пономарь стал рассказывать, как ходил он в Лавру – прикладываться к мощам, которые исцеляют и просветляют.
– Что ж ты не исцелился-то? – с досадою крикнула попадья, ударив кулаком по столу. Пономарь на это ответил, что каждый должен нести свой крест, чтоб помнить о Господе, нёсшим крест за весь род людской, и вновь завёл речь о Лавре с её порядками. Обойти святых старцев, которых в Лавре было немерено, он, понятное дело, никак не мог. Попадья, однако, не прервала его, потому что он начал рассказ о старцах с того, сколько им приносят паломники золота, серебра да яхонтов с изумрудами.
