- За опоздание штраф! За то, что без мужа явилась, – вдвойне! – заегозил старик.
- Деда! – строго взглянула на него Катя.
- А я не в укор, Катюнька! Я от чистого сердца, по-стариковски. Без троицы дом не строится! – тяжелея языком, прокричал он.
А когда дед Семён заявил, что дом о четырёх углах, а конь о четырёх ногах, из-за стола, мигнув гармонисту, выскочила Катя и стала чеканить «Барыню».
- Огонь-девка! А ты – как говорю, так пишу... Такая поцелует – никакая писанина впрок не пойдёт.
- Я эту мысль одиннадцатый год вынашиваю! К весне учебник закончу, и тогда...
- Ой, да ну тебя к богу, чернила без чернил! Я ему про любовь, а он мне про морковь...
За окном грянул чей-то простуженный бас:
- Барыня, муж твой бел: то ли сахару поел?
В избу ввалился Федяня, загораживая широкой спиной своих дружков, вытащил из кармана распахнутого полушубка ядовито- зелёную бутыль.
- Мир честной компании! Нельзя ли присоединиться?
- Пришли – не выгоним, – сказала Катя.
- Спасибо за ласку, хозяюшка! А уж я спляшу за это! Ох как спляшу! Эй вы! Потолок держите! И-эээх! – сбросив на ходу полушубок, спружинил на сильных ногах, завертелся волчком в присядке, потом взмыл вверх и, выпрямившись, застрекотал каблуками.
- А ну давай, ежели не страшно! – заманивал он. Катя хмурилась, отворачивалась, но её неудержимо тянуло в круг. Ноги нетерпеливо переступали, как у необъезженной кобылицы, рвались в пляс.
- Боишься? У-моо-орю, не думай! Иии-эхма!
Катя не выдержала и яростно ввинтилась в круг. На мгновение парень опешил, растерянно заморгал глазами.
- Ну и ну!
- Испужался, хвастун! – съязвила Шура. – А ишо переплясать хотел! Где тебе, заморышу!
- Мне-то? Ах ты, шаньга морковная! – обиделся Федяня и снова зачастил сапогами, смазанными дёгтем.
Они долго носились, не уступая один другому, выказывая всё, на что были способны, пока Шура не остановила их, наполнив стопки.
- Ишь, допахались! Гармониста пожалейте!
- Гармонист не износится, а сапоги могут, – перевёл дух Федяня.
Ты пляши, ты пляши,
Ты, пляши, не дуйся!
Если жалко сапоги,
То поди разуйся!
- Оставила за собой последнее слово Катя.
- Ум-морила! – вытирая покрасневшие щёки вышитым дарёным платочком, выдохнул парень. – Ну, не будем ссориться! Нам добра не пережить! На-ко подарочек от меня! – Он выкинул из кармана всё того же полушубка кашемировый платок с кистями и ситцевый отрез.
- Мне бы экий-то! – искренне позавидовала Шура, сроду не носившая ничего, кроме посконного платьишка.
