- Шевелись! – подгонял Ямин. Его лихорадило работой. Кривой полумесяц ручки плотно прирос к ладони, рука набухла узлами вен, которые по-весеннему буйно раздувало кровью.
Вот и ещё одну берёзу с зловещим визгом куснули стальные зубы, прошлись по её телу, оставив рваный след.
Всё гуще сыпались опилки, омоченные сладкими слезами – берёзовкой.
Всё меньше становилось перерезанных жил.
Вот порвалась последняя.
Мгновение постояв, берёза рухнула, издав отчаянный стон.
А Венька Бурдаков уже прицеливался к сучкам топором, сёк крылья-ветки.
А Агнея с Александрой уже распиливали её на части.
А Евтропий раскалывал куцые, в коричневых обводьях чурки.
Фешка оттаскивала их к поленнице.
Постоит, повянет на ветру поленница – на осень привезут её, сложат у тына. Принесёт хозяйка беремя дров, бросит поленья в печь. Весело запотресивают они, ласково. Даже и мёртвая берёзонька щедра и неунывна.
- Ты полегче, Гордей! – усмешливо советовал Евтропий. – Загонишь председателя.
Науменко разогнулся. Жестоко ныла спина, мозжали руки. Болел от напряжения затылок. Пропала силушка: вино подточило. А Гордей глыбился рядом, искоса взбуривал из-под рыжих бровей: прятал в огнистой бороде усмешку. Такой хоть кого упарит!
«А вот не поддамся!» – Науменко сбросил гимнастёрку, рванул пилу. Гордей отпустил и, опережая его, потянул на себя: замается, непривычен.
- Угостись, тятя! – Фешка поднесла берёзовки.
- Будто знала, что пить хочу.
Науменко завистливо поглядывал на девчушку, тосковал глазами. Она уловила просящий взгляд.
- Теперь ты, дядя Гриша!
- Спасибо, умница моя! – принимая берестяную посудинку, погладил веснушчатую щеку-подушечку. – Ох, вкусна!
- Пей всю. Я ишо напоточу.
- Напился, доченька, – а сам подумал: «Доченька, да не твоя! – Другим оставь!».
И снова вгрызлась пила в пенно-белое тело берёзы; прирастала треугольными зубами; рвала, неистовствовала от злости и жадного нетерпения.
Евтропий и тот упарился. А Науменко молчал.
Уж высились рядом две полуторасаженные поленницы: точь-в-точь близнецы.
- Обед! – объявил Евтропий.
Агнея достала снедь.
Из кустов показались Пермин и дед Семён.
- Вот и гонись за вами! – всплеснул руками старик. – Три сажени набухали! А у меня – не у шубы рукав...
- Спи доле!
- В мои-то годы какой сон! С боку на бок перекатываюсь...
- Не оправдывайся! Мы своё возьмём. В лес опоздали – из лесу пораньше уйдём. То на то и выйдет, – посмеивался Пермин.
Семён Саввич прямиком прошёл к своей деляне, и скоро оттуда донёсся неуверенный стук топора.
