Она отвернулась:
– И тогда у нас обоих будут проблемы. У тебя, то ты вообще сюда пришел, у меня – что я открыла рот… Я могу надеяться только на твое благоразумие… И умение хранить секреты…
Она была сейчас такой откровенной и уязвимой. У Кеана защемило в груди. Перед ним была не чувственная, живая фреска, благоухающая дорогими маслами, а застигнутая врасплох, хрупкая девица. Не будь на ней этого ошейника, он принял бы ее за праведницу у алтаря после вечерней мессы. Печальный и чистый образ.
– Мы в исповедальне, – тихо сказал Кеан, приблизившись к ней. – Если покаяться, то грехи будут отпущены…
Настурция обернулась к нему, подняла темные печальные глаза:
– Я не хочу сейчас каяться. И прогонять тебя не хочу…
Щелк! – словно спуск арбалетной тетивы или рычаг, запустивший внутри протектора поршни и шестерни, а может, это хрустнули, наломавшись, свечи на белокаменном алтаре, когда он прижал ее своим телом, прямо к статуям святых, задирая юбку на этих гладких смуглых ножках. Руки словно сами гладили, расшнуровывали сложные завязки, припадали к горячей коже, влажной от испарины. Настурция была сейчас совсем другой. Не одурманивающим миражом среди клубов ароматного пара, а настоящей женщиной, и сейчас она отдавалась не протектору, не божественному закону, не горькой судьбе, а именно ему. В этом была такая пьянящая радость, какую Кеан не испытывал, даже когда ему возложили на лицо алую маску.
Когда он вошел, она простонала ему в губы. Ее тело отвечало на каждое его движение, словно воспевая божественную симметрию. Свечи ломались и гасли, наполняя исповедальню ароматом воска. Настурция и сама была как воск, и, казалось, что она потеряет свои очертания и потечет горячими каплями на белый камень.
– Ааах!
Ее бедра задрожали, и она сжала Кеана так сильно, словно хотела переломить, но его тело было тверже горячего камня в купальнях. Ему стало так хорошо, как никогда до этого не было.
– Это было так опрометчиво… – прошептала Настурция. – Это грешно…
– Благой простит, – шепнул Кеан в ответ.
Мысли о последствиях мгновенно испарились из головы при виде этого хрупкого, обнаженного тела, принадлежащего только ему. Что это за странное чувство?
Однако когда она протянула руку к его красной маске, он машинально остановил ее и сжал тонкие пальцы. Поджав губы, Настурция отвернулась.
– И все-таки ты протектор, и тебе не позволено того, что можно обычным людям. А я такая глупая…
Она тряхнула головой и оттолкнула его от себя.
