Эстеву было сложно представить Морока, разговаривающим с кем-то по-доброму, и он поначалу принял это за очередные враки северянина, но однажды сам увидел, как вожак напевал на незнакомом языке и скармливал кусочки спелого сочного яблока любимой кобылке, поглаживая по длинной бархатистой морде. Эстев не понял ни слова, только мягкий тон голоса. Морок и нежность – это не вязалось, как ночь и солнце.
– Интересно, на каком языке он с лошадьми разговаривает? – спросил Эстев.
– На поканском, – Рихард гадливо сплюнул. – Нелютском. Нолхианском.
Эстев рассмеялся:
– А тебе почем знать?
Северянин посмотрел на толстяка холодными глазами:
– Я с Айгарда. Там все есть: и Вечноосенний лес этот жуткий, и Пелена, и люти, палакающие на нелютском. И нелюти есть, только они в лесу сидят, суки.
– Ну Морок точно не из твоих краев. Он, вроде, местный.
– Как знать, – пожал плечами Рихард. – Ты разве знаешь, откута он? Я вот нет. Никто не знает, разве что Уна.
– Уна? – переспросил Эстев. – Это кто?
– Увитишь, – ответил северянин.
Когда Эстев увидел ее, то сразу пленился ее красотой. Если раньше он робел перед высокородными дамами, то теперь – перед этой странной простолюдинкой с лицом богини. Многие провожали ее вожделеющими взглядами, даже Рихард вздыхал ей вслед:
– Как хороша! Повалять пы ее на сене разок тругой.
Эстев побагровел, представляя ее белое точеное тело, сплетенное со своим. Жар прилил к паху и лицу.
– Вижу, и тебе она люпа, – усмехнулся северянин. – Но мой тебе совет – не тронь ее. Руку по локоть откусит. Спит она только с теми, с кем Морок прикажет.
«Ублюдок, – мелькнуло в голове парня. – Чудовище. Бедная девушка у него в рабстве». Сердце прониклось жалостью к рыжей красавице. Она часто посещала Цитадель, но редко задерживалась там дольше, чем на несколько часов. Однажды он набрался смелости, чтобы заговорить с Уной, и она смерила его таким уничижительным взглядом, словно он был навозным жуком.
– Не подходи ко мне, чучело, – процедила Уна, – иначе насажу тебя на вертел.
– Я претупрежтал, – сказал потом Рихард, протягивая Эстеву мех с самогоном. – Она настолько же тряная, насколько и красивая. Не про нашу честь.
Однако разбитое сердце Эстева продолжало кровоточить каждый раз, когда он видел ее в Цитадели. Он украдкой наблюдал за ней и заметил, как преображалась она, когда разговаривала с Мороком. С ним Уна мурлыкала, как кошка, улыбалась и ластилась, чуть ли не выпрыгивая из платья. Поразительной была реакция Морока. Он разговаривал с ней холодным требовательным тоном и, казалось, был равнодушен к ее пленительности, а если она бесцеремонно прикасалась к нему, мог ткнуть под ребра рукоятью нагайки. Немыслимая грубость по отношению к женщине, но Уну это, похоже, нисколько не смущало.
