Что летят из флакона на юг, из флакона «Нюи де Ноэль». *33
Когда отзвучал последний аккорд, Жора встал с серьёзнейшим лицом, похожий на Леонида Ильича в лучшие годы, и так же серьёзно захлопал. Ну, хочешь – не хочешь, а пришлось всем кашинским и бежецким бандосам тоже встать и изображать восторженную публику в театре «Ла Скала». Ташкент подошёл ко мне, и мы облобызались, как Брежнев с Хонеккером.
– Брат, увидимся ещё когда?
– На всё воля Божья, Жор, но век помнить буду.
Я вернулся к Галке за столик. Она действительно плакса, и песня её очень растрогала:
– Бедный мой, хороший! Не говори ничего. Мне всё равно, кто ты. Просто я тебя люблю. Давай уйдём отсюда!
– Да, пойдём.
Мы вышли на улицу. Я обнял Галку за плечо и прижал её к себе.
– Ну, что ты, моя маленькая? Испугалась всех этих бандитов? Не бойся, они тоже люди.
Галка повернулась ко мне и заглянула мне в глаза:
– Пойдём к тебе в гостиницу, да?
– Нет, моя хорошая, не пойдём.
– Почему?
– Если мы пойдём ко мне в гостиницу, я уже не смогу завтра уехать.
Галка долго смотрела на меня.
– Господи! Какая же я дура. Прости. К тебе в гостиницу мы не пойдём.
– Почему?
– Если мы пойдём к тебе в гостиницу, я уже не смогу тебя завтра отпустить.
Наверное, мы могли стоять и смотреть друг на друга бесконечно долго. Наконец, Галка прервала молчание:
– Проводишь меня до дома?
– Да, пойдём.
Я чувствовал себя, как приговорённый к смерти, которого ведут на казнь. Ещё долго. Ещё с этой улицы свернуть на другую, а с неё на ту, что ведёт к центральной площади города. Но вот уже все повороты пройдены, и ты вышел на центральную площадь, а на ней – плаха с топорами.
Мы шли медленно и долго стояли на мосту, но очень быстро очутились у маленького домика, обшитого зелёным сайдингом. Галка положила мне руки на плечи. Я обнял её и прижал к себе.
– Я всё-таки кое-что попрошу тебя на прощанье, – сказала она горестно.
– Что?
– Поцелуй меня.
Мы целовались, как школьники, долго и ненасытно. Первой пришла в себя Галка и отстранила меня.
– Что с тобой? Ты, такой сильный, и плачешь?
– Да. Со мной это тоже иногда случается.
– Теперь иди. Ну, иди же! Это невыносимо!
– Прощай.
Она ничего мне не ответила. Я повернулся и быстро зашагал в сторону моста. Мне очень хотелось обернуться, но я вспомнил про хозяина, который очень жалел свою собаку и, поэтому, отрезал ей хвост по кусочкам.
……….
Обрывается связь. И собака уже умерла.
Так душевно – душевная боль. Даже стыдно невольно.
Вереницей покатят дела.
