Когда песня закончилась, я церемонно встал. Жора тоже встал. Я кивнул головой, приложив руку к сердцу, и поднял рюмку. Мы выпили.
Галка сидела рядом со мной и напоминала маленького пушистого котёнка, окружённого стаей бродячих собак. Её испуг и агрессия выплеснулись на меня.
– Ты всё-таки вор в законе. Какая же я дура. Понимала, что тебе верить нельзя, ни одному слову. Ты же врешь, как дышишь!
– Милая моя, добрая, ну что ты говоришь такое! Ну, сама подумай, зачем мне было врать тебе там, на Ильинской горе? Смысл какой? Хочешь, я докажу, что говорил тебе правду?
– Хочу. Очень хочу.
– Я сейчас сделаю кое-что, что ни один реальный вор себе не позволил бы, чтобы не подорвать свой авторитет.
Я встал и подошёл к тапёру. Отдал ему пятихатку и пошептался с ним минуту. Он переключил синтезатор в режим обычного пианино и вышел покурить. Играть на музыкальных инструментах – как людей убивать: даже если ты совсем забыл, как это делается, всё равно умеешь.
Жора Сорокин увидел мой подход к инструменту и незаметно покрутил пальцем у виска. Но я начал петь. Пел я очень не громко, эту песню громко петь и нельзя. Голос у меня гораздо ниже, чем у Вертинского, зато я умею передавать все его интонации. А аккомпанемент у него всегда очень простой, фактически, декламация стихов под аккорды.
Уже после первого куплета из глаз у Галки потекли слёзы. Она ни черта не понимала в воровских традициях, зато прекрасно понимала, что эта песня для неё и только для неё. И ей наплевать было, вор я или не вор. Она видела только мужчину, который её любит и который привык отвечать за свои поступки и их последствия.
Жора же Сорокин ни черта не понимал в поэзии серебряного века и понятия не имел, кто такой Вертинский. Но ему песня понравилась, и он пару раз злобно шикнул на бежецкую и кашинскую молодёжь, которая бурно браталась и мешала слушать.
Обо мне не печальтесь, мой друг. Я озябшая старая птица.
Мой хозяин, жестокий шарманщик, меня заставляет плясать.
Вынимая билетики счастья, я гляжу в несчастливые лица
И под гнусные стоны шарманки мне мучительно хочется спать.
Скоро будет весна. Солнце высушит мерзкую слякоть,
И в полях расцветут первоцветы, фиалки и сны…
Только нам до весны не допеть, только нам до весны не доплакать:
Мы с шарманкой измокли, устали и уже безнадёжно больны.
Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы.
Не сердитесь за грустный конец и за слёз моих тягостный хмель.
Это всё Ваши злые духи. Это чёрные мысли, как птицы,
