– Ага, на кладбище.
– Ты поняла меня, детка, тебе всё ясно?
– Всё, дядя. Одно мне только не ясно, как зовут то тебя?
– Дядя Юра меня зовут. Всем своим знакомым, встречным и поперечным, рассказывай, что приехал родной брат отца. Сто лет его не видела, с самого Барнаула. То ли сидел всё это время, то ли занят был. Говори, что человек при делах и явно в криминале. Ничего конкретного не болтай, но скажи – в Барнауле и в Новосибирске он в большом авторитете.
– И Галке всё это сказать?
– С Галиной Сергеевной я сам поговорю.
И тут Львёнок Р-р-ры Мяу решил побезобразничать, уж больно он был хулиганистый.
– Дядь Юр! А если я тебе родная племянница, – значит, я теперь могу у тебя и на коленках посидеть?
– Пожалуй, не стоит, дочка. Задница у тебя здорова, боюсь, раздавишь.
Львёнок состроил обиженную мордочку и пошёл на кухню делать мне кофе.
……….
К одиннадцати я подходил к музею. Галина Сергеевна уже ждала меня в скверике перед Входоиерусалимской церковью. Одета она сегодня была совершенно неофициально: обычные джинсы, чёрные свитерок и курточка. Интересно, она просто любит чёрный цвет, или это траур по мужу, вошедший в привычку? Если женщине слегка за сорок, внешность её зачастую зависит от того, насколько хорошо она выспалась. Сегодня она выглядела настоящей красавицей, и ей с трудом можно было дать тридцать пять. В этих ренуаровских глазах просто было утонуть. Да и вся она была под стать необыкновенно яркому и по-майски тёплому весеннему дню.
В характеристиках на руководителей оперативных служб иногда пишут: «В критических ситуациях реагирует быстро и правильно». Ко мне это явно не относится, и я не нашёл ничего умней, как поклониться и поцеловать ей руку.
– Ну, пойдёмте на Дмитровскую гору, – сказала Галина, взяв меня под руку. – Может быть, пока расскажете о своей научной работе, связанной с Густавом Эрикссоном?
Как я уже не раз говорил тебе, любезный мой читатель, метла-то у меня метёт – мама не горюй. А тут ситуация усугублялась тем, что я заговаривал зубы женщине, к которой дышал крайне неровно. И уж выдал я по полной. Оказывается, я писал научную работу, анализирующую начальный период и причины Смутного времени. Анализ был глубокий, а вывод однозначный – к катастрофе Смуты привела целая совокупность субъективных и абсолютно случайных факторов. Я рассказывал Галине Сергеевне о годуновских реформах, за считанное десятилетие позволивших разорённой опричниной и надорвавшейся в Ливонской войне стране подняться на ноги и сделать гигантский шаг вперёд. О самом Борисе Годунове, мудром и гуманном правителе, опередившем своё время по крайней мере на сто пятьдесят лет. О кристаллизовавшемся в историческом континууме чуде, получившем название «годуновская архитектура» и венчающем древне-русскую архитектуру, как таковую. О планах Годунова по организации регулярной армии европейского типа и университета в Москве. О первой волне немецких переселенцев, перебравшихся в Московию по приглашению царя Бориса. О том, как он воспитал и подготовил к правлению своего сына Фёдора, какой замечательный это был мальчик, и какая мудрая, человечная и могущественная династия могла бы воцариться на Московском престоле.
