Воздух наполнило безумное хлопанье, вызванное лампой на башне, теперь одним из ярких источников света в небе. Кавик услышал это и насторожился, но не мог понять, откуда доносился звук.
— Что это за шум? — сказал он, а потом белая пушистая масса врезалась в его лицо. Другая попала по его затылку.
Начался хаос. Янгчен не могла понять, кто кричал громче, мальчик или крылатые лемуры.
— Пик! Пак! — закричала она. — Хватит!
Кавик размахивал руками, Пик висел упорно на его волосах.
— Убери их с меня!
— Не паникуй, это мои друзья! Просто я надолго оставила их, и они недовольны! Успокойся, и они успокоятся!
Ее совет не услышали. Ей пришлось отцеплять когти Пака по одному от ушей Кавика. Кавик смог удержать Пика на расстоянии руки, выбросил борющегося зверька в окно, согнулся и вытер язык пальцами.
— Пхе! У меня шерсть во рту! Пхек!
Он сам узнал, откуда взялись имена Пик и Пак. Они часто цеплялись за чужаков, которые были рядом с ней, и они сильно линяли. Она не могла есть рядом с лемурами, не получив шерсть в еде.
— Если они опять нападут, сделай так, как ты сделал, — сказала она. — Брось их в воздух, и они улетят, — она позволила Паку взбежать по ее руке и улететь во тьму.
— Они могут летать?!
Она прищурилась, глядя на Кавика.
— Ты бросил моего лемура из башни, не зная, мог ли он пережить падение?
— Я защищался от жуткой мелкой крысы, напавшей на меня, если ты об этом!
А они почти нашли взаимопонимание.
— Холодает, — сказала Янгчен. — Я покажу тебе остальной храм. Надеюсь, ты не намочишь штаны из-за мотыльков.
— Я ненавижу тебя.
— Это я слышала.
* * *
Кавик не мог уснуть. Разреженный воздух не давал расслабиться в гостевой комнате, устланной одеялами. И вечером его мучило раздражение.
Он ощутил зуд в животе, увидев монахов, закончивших уроки и медитацию, общающихся у свеч или сидящих на ступенях террасы, не переживая о мире. И еще раз, когда его пригласили поучаствовать в ужине и показали, как смешивать масло с его ячменной кашей.
К концу ужина у чувства появилось название. Зависть.
Кавик завидовал магам воздуха, ощущающих себя как дома в их огромном храме. Наверное, везде для них был дом, ведь они были кочевниками, но среди людей, которых радовала их стихия, тоска по Северу стала сильнее. Он ошибся, научив юных монахов игре в перетягивание палки, и ему пришлось рано уйти спать, чтобы не расплакаться, глядя на них.
Порыв проник в окошко его комнаты. Он встал и уперся локтями в подоконник, глядя на горы. Вершина храма была такой отвесной, что он не видел землю внизу. Если он не будет осторожен, скатится за край мира.
