Первые минуты я просто сидел, тупо уставившись перед собой, потом обнаружил, что по лицу текут слезы. Еще через мгновение громко истерически расхохотался. Кошмарное напряжение, годами копившееся внутри меня, безудержным потоком хлынуло наружу. Я же не спал ночами из-за этих детей. Не мог смотреть в глаза своей матери. Считал, что никакое наказание не искупит убийство невинных малышей. А их там просто не было. Панцири перехитрили всех. Заставили весь мир поверить в то, что они жертвы необоснованной агрессии, потребовали репараций, вынудили Землю отказаться от колониальных претензий на несколько перспективных планет. И укрепили свои позиции в межгалактическом союзе. Но теперь всему этому придет конец.
Я вытер лицо и огляделся. Если панцири наблюдают за мной, они наверняка получили удовольствие, видя мою истерику. Но не догадываются, что спровоцировал ее отнюдь не страх перед казнью. Лживые твари, считающие себя лучше других, мерзкие членистоногие гады. Мой взгляд упал на очертания СИЗБЕ за стеной, я вдруг отчетливо понял, что не хочу сидеть здесь и дожидаться смерти. Я невиновен! Ни перед панцирями, ни перед собственной расой. Я должен попытаться выбраться! Ведь побеждает тот, кто первым наносит удар. Но как выйти отсюда? Зеркальные стены куба сбивали с толку, и я не мог вспомнить, на какой из них находилась дверь. Как же заставить панцирей открыть камеру? Я вдохнул холодный воздух, поежился и внезапно понял, что должен делать. Роатанцы хотят устроить из моей смерти публичное шоу, а значит, будут препятствовать попыткам покончить с собой.
Например, насмерть замерзнуть.
Я нащупал под горлом плоское уплотнение и, нажав на него, провел пальцем вдоль грудной клетки. Ткань комбинезона начала расходиться, но едва я убрал палец, снова стянулась. Нет, так не пойдет. Надавив на уплотнение, я повторил движение, но на этот раз сразу просунул ладонь под воротник, не давая материалу восстановить целостность. Комбинезон расходился неохотно, «умная» ткань считывала опасно низкие показатели температуры и до последнего сопротивлялась, стремясь сохранить для человеческого тела хоть немного тепла. Наконец мне удалось разоблачиться до пояса. На обнаженное тело жестоко набросился холод, и я пожалел, что не могу воспользоваться другим способом. Раздеться догола в такой холод было психологически непросто, да еще и рискованно. Вдруг роатанцы не увидят, что я снял одежду, и я просто замерзну. Впрочем, такой исход имел и свои плюсы – смерть от холода куда легче уготованной мне панцирями казни. Раздевшись, я улегся на зеркальный пол, вытянул руки вдоль тела, закрыл глаза. Тело сразу захотело сжаться в комок, но усилием воли я заставил себя лежать неподвижно.
