– Дан, опусти меня на пол! – потребовала Пелла, смиряясь с тем, что негодный касадор сильнее, больше… И даже когда тащит её на плече, не вызывает жгучей ненависти, а только желание сгоряча отвесить ему подзатыльник.
– Сама пойдёшь? – спокойно поинтересовался он.
– Пойду! – согласилась Пелла. – Но знай: я на тебя обижена!
Григио, старательно игнорировавший разборки людей (а, возможно, считавший их каким-то ритуальным поведением), вмешиваться не стал. Вместо этого он вошёл в круг прямо под тёмным зевом шахты и указал спутникам встать рядом.
Дан решительно прошёл к площадке, а Пелла, понимая, что другого выхода нет, кинулась за ним. И, в ожидании новой порции ужасов и кошмаров, вцепилась в касадора, слегка потеснив даже огромный рюкзак, который тот поставил к ногам.
– Я тебе это ещё припомню! – пообещала она, но как и когда, придумать не успела.
Кусок пола под ними – а если точнее, тот самый круг – вдруг резко рванул вверх… Пелла настолько быстро вниз не падала, как теперь вверх летела!.. Она пискнула и, закрыв глаза, мёртвой хваткой уцепилась за Дана.
Темнота под веками сменилась ярким светом… Но девушка не спешила открывать глаза, потому что движение ещё не прекратилось.
– Чтоб меня… – услышала она голос Дана. – Как красиво!
Любопытство пересилило страх. Распахнув глаза, Пелла открыла рот, чтобы закричать – и подавилась криком…
Самодвижущаяся площадка несла их всё выше и выше. Земля осталась метрах в тридцати под ногами… Надо было бы кричать, да!.. Однако зрелище, которое открывалось с каждым метром подъёма, настолько завораживало, что даже страх невольно отступал.
Там, откуда Пелла и Дан начали своё необычное путешествие, ещё должна была быть ночь. Но здесь уже всходило солнце. Оно только показалось над краем горизонта, высветлило небеса, бросило первые лучи на центр континента…
А ниже с севера на восток, насколько хватало глаз, тянулось море. Оно было ярким, зеленоватым. Волны лениво катились к берегу, разбиваясь о белые россыпи соли на камнях. Ленивые густые волны. Они даже звучали иначе, чем привычные волны океана. Глухо, громко… Они напоминали кисель.
Во внутреннем море Марчелики не было – да и не могло быть! – жизни. Когда стены континента сошлись, отсекая кусок океана, а жара осушила реки, опреснявшие водоём, начался долгий процесс гибели всего живого. Соли становилось всё больше, и уровень воды опускался. Те немногие организмы, что сумели приспособиться, никак не могли заселить всё вокруг.
