В хранилище данных было тускло и холодно, с пористыми ребрами жесткости, напоминавшими кальцинированные сухожилия. В секциях между ребрами стены были покрыты выгравированными словами доимперского языка. Туманный, неясный свет разливался у них под ногами.
Секреты, хранящиеся здесь, шептались о них, шипя как пар или жир на сковороде. Их шепот был не таким громким, как стрекотание бесконечных черепов в Процессе, но он был более настойчивым и гораздо более отвратительным. Мерзкий шепот окружал Этродая, пробираясь под броню, в его череп и в его мозг, рассказывая ему о вещах, которые он, даже он, не хотел знать.
Информация была помещена на пьедестал почти в центре хранилища. Она была оторвана от оплавленных синапсов израсходованного провидца, и хранилась тут в латентной мыслеформе, чтобы сохранить точность. Пылающая энграмма представляла собой ленту циркулирующего света в форме восьмерки вокруг рыхлого куска церебральной ткани, выращенной в форме куба, к которому она была прикреплена, чтобы на ней можно было сосредоточиться.
Этродай отошел назад, когда Он подошел к пьедесталу и снял перчатки. Хромированные рукавицы свисали с запястьев на ремешках Его наручей, когда Его длинные, с четырьмя суставами, пальцы скользнули в свет и начали мять ткань похотливыми прикосновениями. Кружащаяся лента света затормозилась и исчезла, а затем светящиеся полосы информации начали течь по Его длинным рукам, вдоль Его плеч в основание Его мозга. Он вздохнул и Его голова запрокинулась. Свет засиял у Него изо рта и оставил крошечное пятно на крыше хранилища.
Этродай ждал...
Длинные пальцы отдернулись, и энграмма устремилась на свою орбиту вокруг куска ткани. Он надел Свои перчатки.
— Тут нет ошибки,— сказал Он. — Я проверил это каждым известным мне способом, тестируя на внедрение и обман. Это не ложь. Это явная истина из имматериума. Это успокоило Этродая и Он, казалось, заметил выражение лица телохранителя.
— Не беспокойся. Хотя может показаться, что это большой удар по нам, я верю, что это так же великолепный момент триумфа для нас, и слабые людские божки сами принесут его нам.
— Тогда мое сердце ликует, Магистр, — сказал Этродай.
Уважительная тишина ждала их на внутренней палубе. Единственными звуками были резкое шипение воздушных нагнетателей и гармоничное монотонное мурлыкание массивных варп-двигателей, двадцатью палубами выше.
Внутренняя палуба была запасной посадочной площадкой, зарезервированной для личного использования Магистра. Она выступала как шельф над длинным, готическим склепом, площадью в пятнадцать гектаров, который формировал главную взлетную палубу для истребителей колоссального флагмана. Эскадрильи были закреплены в безопасных хранилищах на время перелета. Отдающееся эхом пространство внизу было пустым, за исключением рядов энергозаправщиков, электрических поездов для подвоза боеприпасов, и пусковых опор, открытых, как крабовые клешни. Желтые огни перемигивались вдоль взлетно-посадочных полос, вделанные в потертый пол.
