Доктор прописал настойку для сердечного успокоения, которую Эльза подливала Хельге в чай, но девушка понимала, что от настойки толк был небольшой , если вообще был.
Вот и сегодня выдался суматошный день , с приездом господ все с ног сбились, хотя старый Джакомо, к удивлению Хельги, сдержал свое слово – с Эльзой все были безукоризненно вежливы, девушка не слышала в свой адрес ни единого обидного слова, и никто не позволял себе никаких вольностей, лишь самый красивый из господ …
Эльза на секундочку сладко зажмурилась, воскресив в памяти немного надменное лицо блондина… Лишь молодой хозяин смотрел на Эльзу долгим взглядом, в котором сквозило что-то, чему девушка не могла подобрать названия. Да нет, просто, наверное, пялился – кто их знает, господ с их причудами.
– Спи, мама Хельга. Завтра тоже будет тяжелый день.
Девушка прошла в свою комнатку, надеясь, что огонь в камине еще тлеет, засыпать будет не так холодно.
– Ну здравствуй, моя красавица, что-то ты припозднилась. Давай я тебя согрею, вижу, совсем озябла… Еще никто не жаловался, хочешь, эту свою спроси, как ее… – на Эльзиной кровати развалился тот самый молодой блондин, уже откровенно пожирающий девушку глазами.
– Я дам тебе золотой, крошка, а порадуешь, то и два…
– Мне ничего от Вас не нужно, Ваша светлость, в иной день я выручаю и три золотых.
Эльза дрожала – не сколько от холода, даже шерстяное колючее платье не спасало от промозглой ночной сырости. Девушка дрожала от страха, хотя и старалась его не показывать.
Охотники, приносившие на кухню дичь, рассказывали, что, как только собаки чуют запах страха, сразу загоняют животное. Эльза прекрасно понимала, что не сможет огреть молодого хозяина кочергой. Что станет с мамой Хельгой, с ней, со всеми остальными?..
Продрогшая девушка молча стояла и спокойно смотрела на Генриха, хотя молодой человек готов был поклясться – ей было страшно.
Девушка не требовала от него ни золотых, ни красивого отреза на платье, ни взять ее с собой в столицу, не жеманничала, как знатные дамы, выставлявшие напоказ свои прелести, а просто стояла и смотрела на него, гордая и невыразимо прекрасная, настолько тоненькая, что казалась почти бесплотной. Генрих встал с кровати, невольно коснувшись Эльзы.
– Спокойной ночи, моя прекрасная дама. Прошу искренне простить за то, что посмел потревожить Ваш покой, и надеюсь быть осчастливлен Вашим обществом и завтра, – Генрих отвесил опешившей девушке низкий поклон и вышел.
