Как же холодно, подумала Эльза, кутаясь в одеяло , хорошо, что все обошлось…у господ свои причуды.
Почему она так прекрасна, что растревожено все естество и болит сердце? Генрих так и не смог заснуть этой ночью – и, кажется, нашел выход.
Глава 7
Эльза выгребала золу из печи, когда поняла, что в кухне все почему-то стихло. Девушка оглянулась: за ее спиной стоял молодой хозяин. Грета шепнула, его зовут Генрих – "правда, красавец, скажи, Эльза? Он тебе совсем-совсем не глянулся?"
"Ну настоящая замарашка, – подумала о себе Эльза. – Сейчас испугается меня и сбежит". А вслух спросила, согнувшись в поклоне:
– Все ли в порядке, молодой господин? Всем ли довольны – кушаньями, питьем? Велите подавать обед?
– Стань моей любовницей, – выпалил Генрих. – Мы поедем в столицу, у тебя будут самые красивые платья и драгоценности! – Потом добавил, чуть покраснев: – Обещаю, я буду ласковым.
Эльза отерла пот со лба – "Точно, с причудами… только я не Золушка, а он не принц, хотя все-таки хорош…" – и постаралась улыбнуться:
– Простите меня, молодой господин.
Мне нужны ни камни, ни платья, я всем довольна. И потом, я никак не могу оставить свою матушку, а она у меня совсем стара. Не про меня честь…
– Было бы предложено! – разозлился Генрих и, развернувшись, ушел, хлопнув дверью. Да таких, как эта, у него будет пук за золотой, да как она смеет…
Кухня разочарованно вздохнула: жаль, что чуду, столь редкому в наши дни, не суждено было свершиться. Грета смахнула слезинку, Эльза вернулась к нелюбимому делу, а Хельга, в последнее время бывшая в грустном настроении, вдруг радостно улыбнулась какой-то своей мысли. Вспомнит ли ее молодой господин?..
Генрих был зол, зол как никогда: еще ни одна женщина не смела ему отказывать! Да как у нее вообще язык повернулся, у замарашки чертовой! Вот он уедет сейчас, а эта маленькая кухарка пусть кусает себе локти и горюет о том, что потеряла! И все же, даже перепачканная золой, Эльза была хороша как никогда…
– Кто там? – разозленный Генрих распахнул дверь. На пороге стояла маленькая седоволосая женщина, показавшаяся Генриху смутно знакомой. – Чего тебе? – Генрих никогда не церемонился с прислугой, следуя наставлению отца: "Чернь должна знать свое место".
– Неужто не помнишь меня, сынок? – женщина устало улыбнулась грустной улыбкой. – Коли так, пойду я…
И тут Генрих ее вспомнил.
Когда он был маленьким мальчиком, его отец с пышной свитой иногда останавливался на постоялом дворе у Джакомо. Угодья свои объезжал.
