Зейн ничего не объясняет, а я не спрашиваю. Мы спускаемся вниз, на окруженную портиками со статуями чиновников и полководцев большую квадратную площадь. Кажется, это самый оживленный квартал города. Зейн жестом зовет меня за собой, и я стараюсь не отставать, с любопытством разглядывая снующих по улицам многочисленных торговцев, недовольно фыркающих вьючных верблюдов, сооруженные из мощных глыб известняка монументальные колоннады. Этот сон больше похож на путешествие во времени, чем на продуманную до мелочей иллюзию. Меня осеняет неожиданная догадка.
– Зейн, это твой родной город?
Он улыбается.
– В каком-то смысле. Джинны не рождаются и не умирают в привычном понимании, Ли. Однажды по воле Аллаха мы вдруг осознаем, что существуем, а перед тем, как исчезнуть навсегда, обращаемся в песок пустыни. Именно в Пальмире я когда-то осознал себя впервые, поэтому ты не ошиблась. Можно сказать, что это моя родина.
– Сколько же тебе лет?! – Пораженно останавливаюсь я.
Зейн подходит к одному из торговых рядов и прикасается к раскинутым на прилавке ярким струящимся тканям.
– Настоящий китайский шелк, потрогай, сейчас такого уже не делают. – Предлагает он. – Что касается твоего вопроса, то мне довелось лично застать времена, когда город еще называли Тадмором и из уст в уста передавали легенду о том, что он был построен джиннами специально для царя Соломона.
Провожу по мерцающим складкам ткани кончиками пальцев.
– А он правда был построен джиннами?
Взяв с другого прилавка кувшин с виноградным вином из Финикии, джинн протягивает его мне.
– Брехня от любителей писать статьи для «Википедии» и прочих интернет-энциклопедий.
Усмехаюсь и делаю глоток, ощущая необычный сладкий вкус финикийского вина. То, что я могу попробовать его хотя бы во сне – само по себе чудо. Отставляю кувшин и говорю не то ища подтверждения, не то констатируя факт:
– Твой сон больше похож на воспоминание.
Джинн кивает.
– Я часто возвращаюсь сюда, засыпая. В реальности от Тадмора мало что осталось, поэтому по ночам я воскрешаю его в своей памяти. Мне повезло, что она не такая короткая, как у людей. – Подмигивает Зейн.
Спрашиваю, пробуя на вкус щепотку слабо-жгучей куркумы у торговца из соседней лавки:
– Но почему ты не изменишь свои воспоминания, ведь здесь они подвластны тебе?
Чуть помедлив, Зейн отвечает:
– Ты слышала разговор во дворце. Я мог бы создать сон, в котором Римская империя потерпела поражение, а Пальмира стала ее новой столицей, но ни Зенобия, ни этот город не заслужили лжи, пусть и самой сладкой.
