Наступил вечер, в каугатомаской церкви зазвонили колокола. Колокольня была высокая, ее стрельчатый шпиль был виден далеко с моря и суши. Мощный звон тяжелых медных колоколов в ясный и тихий мартовский вечер разносился по всему приходу. Если на другом конце прихода, над лесистым Сутруметса, слышался только далекий однообразный гул, то здесь, на косе Сийгсяаре, голос обоих колоколов звучал так ясно и раздельно, будто звонили над самой головой.
Поморяне, работавшие здесь, хоть в большей своей части довольно холодно относились к церкви, прежде при звоне медных колоколов бросали работу, повернувшись лицом в ту сторону, откуда доносились звуки. Сегодня же у них не было к этому охоты. Почти целая неделя драгоценного рабочего времени пропала из-за козней Гиргенсона, около двух десятков бревен еще и сейчас валялись на Папираху.
- Звонарь Пеэп так трезвонит сегодня, будто у самого беда стряслась, - сказал верхний пильщик, лайакивиский Кусти, и сплюнул далеко на талый снег.
- Может быть, так оно и есть. Гиргенсон, говорят, обругал Антса-кучера за то, что трусливый мужичонка побоялся передать нам сразу приказ пастора. Антс Антсом, а ведь и этот Пеэп не лев, - ответил нижний пильщик, кокиский Длинный Виллем, и тоже смачно сплюнул на снег. Плевались, несмотря на колокольный звон, и многие другие верхние и нижние пильщики, плевались и кийратсиский Яэн вместе с сильным, как медведь, Юханом, помирившиеся на обтеске киля. Женщины, конечно, не плевались; они, как всегда, обнаруживали сдержанность и хитрость в проявлении некоторых своих чувств. Но было ясно, что злобное упорство Гиргенсона повлияло и на них, ибо, несмотря на все старания звонаря Пеэпа, в воскресенье в церкви народу было маловато, и Гиргенсон обратил свою клокотавшую гневом проповедь на полупустые скамейки.
Единственным, кто не одобрил уход из Папираху в Сийгсяаре, оказался Тынис. Возвратившись по льду из Хийюмаа в Сааремаа за рабочими для разборки остова старого датского парусника, он было не поверил своим глазам, найдя прежнюю строительную площадку покинутой. Но потом заметил черневшие вдали в вечернем сумраке козлы и кучи бревен на конце Сийгсяаре. Да, вот и широкая, наезженная дорога по льду вела туда. Ого, что за шутки тут выкидывают за его спиной?!
Надвигалась ночь, но Тынис поспешил широким шагом напрямик через лед к косе Сийгсяаре, откуда вскоре замигало меж кустами слабое пламя костра ночного сторожа. Матис, стороживший в эту ночь площадку, рубил можжевеловые ветви, чтобы поддержать огонь в костре, и, услыхав между двумя ударами топора чьи-то шаги, оглянулся.
