- Это что за толк? - сказал Каарли удивленно и с недовернем. - Кто это говорил?
- Кто это говорил? - передразнила Рити. - Юугу говорил.
- Ну, если Юугу, тогда дело известное. Из зависти болтает.
- Значит, и то болтовня из зависти, что Тынис хочет составить новую корабельную компанию? Скоро, говорят, все здешние мужики соберутся в Кюласоо. Но подожди, судно не корыто, его од ним упрямством и гордыней не построишь, на это нужны бо-о-льшие денежки. Начнут с треском, а закончат тем же, чем кончаются и другие дела Тиху.
Когда Рити ушла, Каарли, несколько оглушенный, прислушался к ее торопливым, быстро удалявшимся шагам.
Другие мужики сколачивают компанию, начинают строить новый корабль, а он…
Царь наш отец, - его закон…
А черт, пусть катятся подальше Рити и Гиргенсон
В Петербурге - вот потеха!
Царь в б… к девицам ехал…
И, натянув овчинный полушубок, Каарли вышел во двор, прислушался еще раз к ветру и, ощупывая тропинку палкой и ногами, заковылял к Кюласоо.
Нет дыма без огня, - по крайней мере на сей раз в рассказе Рити заключалась немалая толика правды.
Пока слепой Каарли на ощупь пробирался через каменистое, заросшее можжевельником поле к Кюласоо, прибрежным лесом к деревне Руусна уверенно шагал высокий, осанистый мужчина. Ветер стряхивал с ветвей ему на затылок капли только что прошедшего дождя, вода, когда он ступал по лужам, хлюпала и разлеталась брызгами под его сапогами. Но путник - это был капитан Тынис Тиху - не замечал ни непогоды, ни луж, он размашисто шагал вперед, сосредоточенно думая о чем-то.
Последний взрыв гнева у старого Хольмана, без сомнения, уже давно бродил в нем, как прошлогоднее пиво в закупоренной посудине, иначе он не прорвался бы с таким сильным треском. Старикан, черт его побери, не так уже немощен, если способен еще так яриться. И что ты с ним, шальным, поделаешь? Были бы они ровесники, тогда другое дело, но старик по крайней мере вдвое старше, мог бы даже и за дедушку сойти. Тут рукам волю не дашь. И оба они не такие уж господа (может быть, старый Хольман и считает себя важным господином), чтобы по-помещичьи щелкать пистолетами. Подать на него в суд за публичное оскорбление? Упросить какого-нибудь свидетеля Тынису, может быть, и удалось бы, хотя никому нет охоты тащиться в суд, но и суд, верно, будет скорее держать сторону Хольмана. Тынису по крайней мере сразу, без всякой задержки, выплатят его пай, чтобы избавиться от него, а о суде нельзя наперед сказать, будет ли его решение по всем пунктам в пользу капитана. Вряд ли из нескольких завышенных счетов на парусину и за буксировку можно состряпать дельце - ведь все сделано по форме, и подписи стоят подлинные, - но у каждого капитана есть дела, вокруг которых можно поднять опасную возню. Теперь старик, видать, зол, как бык, и готов на все, тем более что главную-то причину вражды ему оглашать неудобно. Другое дело, если бы он решил разводиться с Анете. Только сейчас не похоже, чтобы он или она замышляли что-нибудь подобное: барынька опять, как голубка, воркует вокруг этого старого пня, а старик осыпает ее щедрым дождем подарков, и только он, Тынис, виноват теперь во всем…
