На углу Корабельной и Секстанской Пеэтер щедро расплатился с извозчиком и, продолжая играть роль заправского пьяницы, поднялся по лестнице наверх и постучался в дверь Косаревых.
Открыла сама Маша Косарева. Они с Клавдией только что вернулись с работы, лица их были утомлены продолжительным трудом, одежда покрыта клочьями хлопка. Узнав Пеэтера, они сразу оживились.
- Ищу убежища, - коротко сказал Пеэтер, прикрывая за собой дверь.
- Погоня? - спросила тревожно Клавдия.
- Едва ли… - И Пеэтер, перемежая русскую и эстонскую речь, рассказал им свою историю.
Даже двенадцатилетняя Зоя за перегородкой отложила свои школьные занятия, подсела к ним и внимательно слушала, - она знала эстонский язык лучше Клавдии и Маши.
- А дворник не видел, как вы сюда пришли? - спросила Маша Косарева.
Нет, к счастью, на тротуаре и на лестницах Пеэтер не встретил ни души.
Время было тревожное, опасное, ночью жандармерия орудовала по всему городу. И на Ситси было арестовано шесть человек, из которых Пеэтер знал троих. На других фабриках, по слухам, число арестованных было еще больше.
- На каторге людей держат впроголодь, все они гибнут тысячами, вот и нужны новые на их место, - сказала Маша Косарева, и слезы навернулись на ее глаза.
- Что с отцом? Жив? - спросил Пеэтер у Клавдии.
- Месяц назад был жив, но тяжело болел, а как теперь, не знаем, - проговорила Клавдия, кусая губы, чтобы не разрыдаться.
Ее круглое лицо, обрамленное темными косами, уложенными вокруг головы, было бледно, под глазами темнели синяки. И все же, несмотря на хрупкость, в ней чувствовалась какая-то юная, стойкая и напористая сила; ее движения были решительны, и рядом с немного сутулившимся Пеэтером ее стройность и гордая осанка бросались в глаза.
- Ну, как ваш друг Карл Ратас? Тоже ведь в тюрьме… Он прислал мне со знакомым записку, - сказала, покраснев, Клавдия.
- Вот как, - обрадовался Пеэтер, - все-таки удалось прислать!
- Пишет, что частенько попадает в карцер. Только две передачи приняли для него. Но он молод, здоров, он выдержит! - живо сказала Клавдия.
В комнате наступила тишина. Наконец, Маша сказала:
- Благодарите судьбу, что спаслись! - Материнская улыбка скользнула по ее морщинистому, измученному лицу. Нет, она и в самом деле ничего не имеет против того, чтобы Пеэтер остался у них ночевать, если, конечно, он сам решится на это.
Но Пеэтер уже решился. Он был голоден, он устал, хотел спать, ужасно хотел спать: днем, лежа в сене, он прислушивался к каждому шороху и ни на минуту не сомкнул глаз…
